— Нет.

— Ты — трижды проклятый трус, — вырвалось у Ионниса. — Твое имя прозвучало первым. Это был ты! Ты показал убийцам дорогу к моей комнате! Ты натравил силков на Флорес и марчега!

На этот раз в зале воцарилась гробовая тишина. У всех отняло дар речи. Даже Натиоле сидел за столом с открытым ртом, пытаясь осознать непостижимое.

Потом Винтила расправил плечи.

— Я сделал это ради блага страны.

Рядом с собой Натиоле увидел, как рука отца потянулась к эфесу меча. Но воевода еще не успел ничего сделать, как прорицатель продолжил:

— Это — наша страна. Мы — влахаки. Масриды украли у нас Влахкис, и мы ничего не делаем… Мы просто позволяем им это!

Его взгляд обошел всех по кругу. Натиоле увидел, что прорицатель обращался не к Стену и Ионнису, а к членам совета.

— Мы терпели унижение за унижением. А потом мы освободили Теремию — город наших предков, резиденцию кралей, а после этого мы просто стали ленивыми и трусливыми. Турдуй находится в нашей стране, и Брачац тоже по закону принадлежит нам. Масриды подавляли нас, уничтожали наши традиции, втаптывали память наших предков в грязь, насмехались над духами, а всех таких, как я, гнали, как бешеных волков. Но страна между гор — наша!

Слова отозвались эхом в душе Натиоле. Он понимал послание, его сердце забилось быстрее. Но тут Стен тихо сказал:

— И поэтому ты убил Флорес?

— Все дело в Тамаре, — признался Винтила. — Но она была его любовницей. По крайней мере в смерти она должна была стать нам полезной. Она предала свой народ, предала нас.

— Нас, — повторил эхом Стен.

Его взгляд устремился поверх белых волос Винтилы; казалось, воевода смотрел сквозь стены зала, стены самой крепости, до самых гор, которые окружали страну. Затем он спокойно продолжил:

— Тамар стоял у вас на пути, так как сохранял мир. Но почему Ионнис? Почему, Винтила?

— Юноша, который целует золотой зад империи? Которому лучше обвеситься чужеземными украшениями, чем гордиться своей страной? Это не влахакский принц. Не такой… как Натиоле.

Глаза старого прорицателя остановились на юном влахаке. Натиоле не мог оторвать взгляда от них.

— Вы — настоящий влахак, мой принц. Вы понимаете нас, вы знаете, что за отбросы эти масриды и их подхалимы.

При последних словах он взглянул на Корнеля, который все так же невозмутимо сидел за столом, и Натиоле почувствовал, что у него с глаз спала пелена.

— Мой брат, — начал он, и его голос отказал ему на короткое мгновение, когда перед его глазами предстала картина, как Ионнис бледный и почти безжизненный лежал у кровати. — Мой брат, моя тетя. Кто следующий, Винтила? Мой отец?

Старый прорицатель замолчал, и его тело обмякло, словно из него вышло все, что способно было сопротивляться.

— Ты ценишь традиции, Винтила, — наконец решительно сказал Стен. — И мы тоже будем их ценить. Ты будешь предан лесу, старик. И пусть духи пощадят тебя.

По знаку Стена Ионнис подбежал к двери и позвал двух солдат, которые схватили Винтилу с двух сторон. В Натиоле взорвался гнев; гнев на себя самого.

— Подождите, — приказал он, и стражники остановились. — Что с копьем, которое мы по твоему совету привезли из Дирии? Что с надеждой троллей?

— Никто не может исцелить Дух темноты, — мрачно ответил прорицатель.

— Зачем тогда все это?

— Чтобы предложить тебе королевство, когда ты вернешься. Но дом сал Дабрана недостоин занимать трон. Вы — не влахаки, вы…

— Выведите его.

Пока солдаты уводили Винтилу, Натиоле схватился за свой пояс. Гладкий шелк был прохладным на ощупь. Он увидел взгляд, который бросил на него Стен, под гневной маской воеводы проступала гордость. «Я был глупым сорванцом», — подумал Натиоле слегка смущенно. И тут же продолжил в мыслях: «Но я больше не такой. И никогда таким не буду».

Ана не умела спокойно ждать. Она нервно вышагивала по маленькой комнате, словно пленница. Наемники расположились за столом, пили горячий глинтвейн и тихо переговаривались. Они знали: когда Ана в таком настроении, ее лучше не трогать. Но это был не только гнев, она чувствовала нечто, что было почти неизвестно ей, — страх.

Когда Скилои вернулась, Ана наконец остановилась. Сцарка двигалась тихо, с грацией, которой едва ли могла обладать женщина ее возраста. Не говоря ни слова, она кивнула Ане и вышла в коридор.

— Пойдемте, — бросила Ана наемникам и последовала за Скилои.

Им навстречу дохнул прохладный ветер. Толстая тяжелая одежда непривычно сидела на девушке, масридский покрой стеснял движения. Но толстые металлические пластины доспехов выглядели впечатляюще, хотя юная наемница и предпочитала более легкую защиту. Но сейчас она должна быть масридкой.

Она услышала громкие голоса еще издалека. Гневные слова, эхо которых раскатилось по замку. Скилои провела ее в маленькую переднюю, в которой стояли два стражника, но они пропустили их без промедления.

В последний раз Скилои кивнула ей, открыв перед ней двустворчатую дверь. Ана в последний раз глубоко вдохнула, и страх исчез.

Сильным ударом она толкнула створку. Мгновенно умолкли голоса. Она вошла с высоко поднятой головой.

— Я приветствую предводителей масридов, — начала она, переводя взгляд с лица на лицо. — Меня зовут Ана Бекезар. Я пришла, чтобы занять трон своего отца.

«И отомстить за смерть родителей», — мысленно добавила она. Она так часто выходила на битву, смотрела в глаза противников, которые хотели ее смерти. Она смело выступала против всех, не ушла ни от одного поединка, всегда и повсюду добивалась своего. Однако здесь, посреди чужаков масридов, она чувствовала себя немного не в своей тарелке. Девушка ожидала, что в любой момент кто-то из них встанет, будет оскорблять ее или просто высмеет.

Вместо этого один мужчина кивнул ей — не очень крупный для масрида, с поредевшими, коротко остриженными волосами, с широким шрамом на лбу.

— Тогда я отзываю притязание и поддерживаю дочь марчега.

Скилои беззвучно и незаметно вошла в зал и стала возле двери у стены. Ана заметила ее краем глаза и догадалась, что сцарка подает союзникам едва заметные знаки.

Все внимание было направлено на нее, Ану, пока на ноги не подскочил неуклюжий мужчина. Даже на собрании на нем была короткая кольчуга, его череп был чисто выбрит, а на затылке лоснился традиционный локон.

— Что это значит? У марчега Тамара не было детей!

«А ты, стало быть, Сциглос, да?» — предположила Ана, не высказывая мысль вслух, и медленно пошла к столу. Она зафиксировала взглядом человека, который не отвел глаз, а сердито уставился на нее.

— Не будьте смешным. У моего отца есть дочь. Моя мать Флорес сал…