На первый взгляд каждый принимал их за плитки какого-то нездешнего минерала. И только в тишине и полумраке, приглядевшись к открывавшейся в них сумеречной глубине, люди замирали и начинали видеть там что-то свое... И не только людям виделось и чувствовалось что-то таинственное и значительное в этой мнящейся бездне. И чуткие, непредсказуемые корри, и на дух не переносящие ничего земного сукку, и ранарари — все без исключения известные в Обитаемом Космосе разумные существа от этих каменных панно впадали в какое-то подобие каталепсии. И каждому там виделось свое.

В литературе Тридцати Трех Миров описания привидевшегося тому или иному автору в янтарной бездне, и романы, повести и рассказы, сюжеты которых навеяли эти видения, составили уже самостоятельный и довольно широко распространенный жанр. Единственное, что могла сказать по этому поводу наука, так это то, что в основе воздействия «иллюзий» на сознание разумных существ лежало образование в нем каких-то очень сложных образов, порождаемых голограммами, из которых состояли эти странные панно. Голограммы же представляли собой многочисленные слои сложного полимера. Воспроизвести «иллюзии» не удалось пока никому. Никому не удалось достоверно установить и их происхождение — «иллюзии» попадали в частные собрания, музеи и лаборатории всегда из десятых рук и всегда из неопределенного далека. Вполне естественно, что их творцами были признаны легендарные Предтечи, на которых в Обитаемом Космосе от века списывали все магическое и таинственное.

Так или иначе, находилось немало покупателей, готовых платить бешеные деньги даже за небольшие — с ладонь — плитки «иллюзий». Тем более что сама природа этих творений практически исключала возможность подделки. Как всякий дефицит, «иллюзии» со временем породили свой черный рынок, который, разумеется, вскоре пересекся с такими же рынками антиквариата, валюты, драгоценностей, предметов магии и, разумеется, наркотиков. Однако если со всеми этими материями существовала полная ясность в отношениях их с законом, то по части «иллюзий» законы всех Тридцати Трех Миров, а тем более — законы и традиции Диаспоры, хромали на обе ноги и довольно часто позволяли объезжать себя по кривой.

Так что ничего удивительного не было в том, что к объявившемуся в Диаспоре агенту полумифического держателя громадной партии «пепла» очень скоро стали подкатываться представители анонимных владельцев больших и малых янтарных панно, порождающих у зрителей странные видения и мысли.

Сначала и агент на контракте и федеральный следователь решительно обрубали эти «веточки» операции «Тропа» — в их планы не входило размениваться на мелочи. Однако по мере накопления неудач в продвижении по ее основному направлению и тот и другой стали все чаще сомневаться в этом своем решении. В конце концов, пролив какой-то свет на происхождение таинственных панно и на пути их перемещений в этой части Обитаемого Космоса, «Тропа» могла хоть как-то оправдать вложенные в нее средства и время.

С паршивой овцы хоть шерсти клок.

Принимая во внимание скользкий характер такого партнера, как Лешек Раковски, похоже, пришла пора за этот клок хвататься обеими руками.

— У вас не разболелась еще голова от всех этих дел? — Ким неопределенно повел рукой в воздухе. — Пойдемте выпьем по чашке кофе...

* * *

Петро Кринице за рулем прокатного «Рондо-стимула» тоже не было покоя. Ему, правда, не приходилось проявлять столь большую заботу о своей внешности: «залетный» он и есть «залетный», чтобы слегка выламываться из окружающего пейзажа. Его волновало другое. На операцию «Землеройка», которую ему было поручено возглавить, начальство отпустило ничтожное время. То, что оно расщедрилось и подключило к делу еще и некую ранее законсервированную «группу Рейнолдса» да еще и договорилось о содействии с какими-то еще «консервами» от федерального управления, могло, на его — лейтенанта Криницы — взгляд, только порядком усложнить дело. Точь-в-точь, как с попыткой сократить срок появления на свет младенца, собрав вместе девять беременных дам.

Рейнолдс оказался задумчивым тяжеловесом, настолько привыкшим к своей роли содержателя частного таксопарка, что и в оперативной работе по линии «Эмбасси» мыслил, похоже, только категориями дохода с пассажиро-километров и льгот за соблюдение экологических норм. Его люди, хотя и подобранные из профессионалов, явно дорабатывали в составе законсервированной группы до пенсии и были несколько покороблены столь бестактным пробуждением их к жизни.

С людьми управления дело обстояло и того чище — Кринице было заявлено, что те «сами выйдут на него». Петро устал пялиться одновременно на дорогу и на экранчик заднего вида, на котором снова и снова выскакивала из-за корпусов обгоняемых «Рондо» машин юркая, пожарного цвета «Прерия», за рулем которой сидела довольно симпатичная, надо признать, девица, вцепившаяся пристальным взором в задний номерной знак «Рондо». Место рядом с водителем занимала зверского вида псина. Пытаясь уяснить себе, дает ли тем самым контрразведка Фронды знать, что вычислила Петро с первых же его шагов по планете, или это люди управления столь оригинальным способом проявляют свое уважение к чрезвычайному инспектору, Криница чуть не свихнул себе мозги.

А они — какие-никакие — сильно нужны были ему сейчас: начисто сгинувший со станции доктор Кульбах ни малейшей зацепки, по которой его можно было бы вычислить, не оставил. Удалось установить только, что среди пассажиров одного из челноков, убывших на поверхность, числился Мацумото Охира — лингвист, никогда на самом деле на Фронду не убывавший. Это позволяло сделать некоторые предположения. Правда, Криница с трудом мог представить себе почтенного, хотя и слегка эксцентричного доктора Кульбаха в роли выходца из Страны восходящего солнца, но факт оставался фактом. На Фронде, однако, следы Мацумото уже не читались, и факт повисал в разряженной атмосфере, в которой приходилось ползти вперед злосчастной «Землеройке». Что до Смита, на свидание с которым направлялся Петро, то номер этот, по его мнению, был заведомо дохлым — Смит был человеком занудным и на роль двойного агента, на взгляд Криницы, не тянул. Если же дело обстояло так, то в поисках Кульбаха от него было не больше проку, чем и от всей остальной, прикомандированной к чрезвычайному инспектору братии.

Криница тяжело вздохнул. Следовавшая за ним по пятам «Прерия» наконец утомилась своим занятием, рванув вперед, обошла «Рондо» и скрылась за движущимся впереди «Принц-Консортом». Петро снова вздохнул — на этот раз облегченно.

* * *

— Дадим ему передышку, Тино, — бросила, сидевшая за рулем «Прерии» молодая женщина с тонкими, даже изящными чертами лица своему спутнику, устроившемуся на заднем сиденье. — Человек нервничает. И потом сворачивать ему здесь некуда. Постоим в тени — под навесом у «Органики», пока он не проедет мимо. А то Бастинда страдает от жары.

Она с любовью посмотрела на вывалившую язык псину.

— А кондиционер включить — слабо? — вяло поинтересовался Тино.

— Простудим собачку, — строгим голосом отвергла кощунственное предложение красотка за рулем и прибавила скорость еще на пяток километров в час.