На резкое движение его шея ответила глухой болью. Травка Тиар подействовала великолепно — еще не успев проснуться, он уже принял единственно возможное решение.

Через мгновение он растворился в куче сена. На поверхности остался лишь смятый шелковый шарф; лестница скрипнула особенно натужно, и на сеновале сделалось темнее.

— Эй!

Сквозь путаницу сухих травинок Игар едва мог разглядеть плечистый силуэт в высоком военном шлеме.

— Э-эй! Вылезай, паскуда, сейчас вилами достанем!

Игар молчал. От ударов его сердца сеновал, казалось, содрогается.

Человек в шлеме грязно выругался. Подхватил шарф; крикнул кому-то вниз:

— Смылся, вроде… Тряпочка только валяется…

— Ни одна мышь не смылась, — сухо ответил голос, от которого по Игаровой спине поползли мурашки. — Вилы возьми…

Игар до крови закусил губу.

Что-то сказала Тиар — глухо и возмущенно. Тот же голос — Игар судорожно пытался вспомнить, кому он принадлежит — отозвался громко и со скрываемым раздражением:

— Госпоже не мешало бы знать, кого именно она желает прикрыть своей неприкосновенной особой… Невинная дочь нашей властительной госпожи вот уже два месяца как похищена; о том, где она находится сейчас, или где она, прошу прощения, похоронена, известно одному лишь человеку. Он же пригоден, чтобы дать ответ о судьбе спасательного отряда, посланного княгиней против якобы лесного чудовища, удерживающего девушку в плену… За голову беглеца, похитителя и осквернителя назначена сумма, которой лично я, впрочем, готов пренебречь…

Снова заскрипела лестница. Игар сжался в комок.

— Эй! — крикнул человек в шлеме. — Вылазь, ну-ка!..

— …которой я готов пренебречь, поскольку мой интерес — не деньги… Однако все прочим деньги, как я понял, нужны?

Игар вспомнил любопытствующие взгляды старика и старушки. Донесли?! Не может быть… Или все-таки?..

Человек в шлеме шмыгнул носом; в руке его были вилы с одним обломанным зубом. Несильный замах…

Отец-Разбиватель сказал бы наставительно, что не следует сжиматься в комок — нужно расслабить мышцы и сделать тело вертким, будто капелька жира на воде. Игар множество раз тупо воображал себе такую капельку; сейчас навык оказался быстрее, чем разум.

Железные зубья прошли в пальце от его живота — и все потому, что в момент удара он успел почти неуловимым движением отклониться. Пупок его грозил прилипнуть к позвоночнику, так сильно подтянулось и без того тощее брюхо; человек в шлеме ничего не заметил и тут же ткнул снова.

На этот раз удар пришелся бы Игару в плечо — если бы, едва не вывихнув сустава, он не вывернулся снова. Человек в шлеме разочаровано засопел и на всякий случай надавил на вилы, погружая их глубже; Игар молился Птице.

Третий, четвертый и пятый тычок оказались неопасными — шлемоносец для порядка прощупывал углы. Прощупав, сплюнул, крикнул вниз:

— Нету! Нету сволоча, велите двор обыскивать…

Ответом ему было короткое ругательство; Игар, холодея, вспомнил наконец, как выглядит обладатель этого голоса. Он блондин, у него тонкие губы… Раньше он носил медную серьгу, но потом потерял ее… вместе с ухом, отсеченным безжалостным Отцом-Разбивателем. Там, у ворот Гнезда, которое ненадолго приютило Чужого Птенца Игара…

Человек с вилами плюнул еще раз — темпераментно и зло. Вымещая раздражение, ткнул вилами прямо перед собой — резко и сильно, и этот удар легко превзошел невеликое Игарово умение.

То есть не вполне превзошел. Если бы Игар не увернулся, ржавые зубья обломанных вил проткнули бы ему ногу вместе с костью, а так цели достиг только крайний зуб, впившийся в мякоть Игаровой голени.

Мир сделался черным.

Крик распирал изнутри, лез из ушей, грозил порвать щеки; Игар молчал, и перед глазами у него плыли красные пятна.

— Нет ничего! — выкрикнул человек в шлеме. — Сами подымайтесь и шарьте… Только ему того и надо, пока шарить будете, он смоется…

До Игара его слова долетали, как сквозь вату. Лестница скрипела под спускающимся во двор шлемоносцем. Игарова штанина сделалась мокрой и липкой; по счастью, когда первый толчок боли схлынул, оказалось, что он по-прежнему может двигаться и размышлять.

— Дурак! — рявкнули внизу. — Дерьмо у тебя в башке, вилы-то в крови!!

Игару померещилось, что он слышит сдавленный голос Тиар.

В проеме двери показалось до боли знакомое лицо — в берете, тщательно надвинутом на ухо. На то место, где уху положено быть…

Заранее изготовившийся Игар пнул в это лицо здоровой ногой. Удачно пнул, вымещая всю боль и весь страх; пнул к тому же и грамотно, вложив в удар вес всего тела, бросившись в лицо белокурому, как огромный злобный маятник.

Отец-Разбиватель был бы доволен.

Во дворе поднялось невообразимое. Блондин, лишившийся сознания, мешком лежал у подножия лестницы; глаза Игара, привыкшие к полумраку, невольно прикрылись. Там, у ворот Гнезда, было семеро, здесь гораздо больше, но нет времени, чтобы сосчитать…

Здоровенный камень служил на сеновале гнетом. Кто-то когда-то изрядно потрудился, втаскивая его по лестнице; теперь камень проделал обратный путь, причем куда быстрее и легче. Два крика слились в один; двое стражников, уже взбиравшихся наверх, присоединились к предводителю.

Игар лихорадочно оглянулся в поисках Тиар. Она стояла у порога, удерживая за руку плачущую старушку; Игару показалось, что он встретился с Тиар глазами. На мгновение…

Горло, о котором он совсем забыл, напомнило о себе режущей болью. Хорош боец — с черной траурной полосой поперек шеи…

О чем он думает?!

Он рванул лестницу на себя. Швырнул вниз подвернувшееся под руку дырявое ведро — оно не повторило успеха камня, зато здорово напугало нападавших. Судорожно стиснув зубы, Игар изо всех сил оттолкнулся ногами, ухватившись за лестницу, как за шест.

Она, конечно, сломалась — но не сразу; вместо того, чтобы красиво перелететь на спину заранее примеченной лошади, Игар сорвался в пыль и закричал от боли в раненой ноге. Кто-то прыгнул ему на плечи — Игар вывернулся, как угорь, ударив нападавшего локтем в зубы. На помощь ему неожиданно пришла перепуганная лошадь; кто-то шарахнулся от взметнувшихся копыт, а Игар ушел, проскользнув под круглым серым брюхом, и спустя мгновение навалился животом на добротное кожаное седло. Его схватили за ноги; лошадь дико заржала, Игар понял, что ему не уйти.

— Не бейте! Не бейте его!.. — это Тиар.

Темнота. Каждый удар, как кровавая вспышка; склоненное лицо, расквашенное, с выбитыми передними зубами. Уже без берета — на месте уха аккуратный рубец:

— Не бейте его… Сохраните мне его в целости. Сохраните только… Пусть крепенький будет…

Игар с тоской разглядел пленку сладострастия, подергивающую светлые глаза: