— Так. Работает.

Выключил.

Лантхильда держалась как ни в чем не бывало. Будто и не просидела несколько дней взаперти по собственной дурости. Для чего только ого смотрит? Там ясно сказано: «LIBRESSE» куда надо — и плясать, плясать!..

Сигизмунд решил отрешиться от девкиных странностей. Каждый по-своему с ума сходит. Был бы человек хороший. Он чувствовал, что правильно поступил, оставшись дома с Лантхильдой. Она была именно тем человеком, который поможет ему вернуть Новый Год. В полном смысле этого некогда светлого и доброго праздника.

Для Аськи хорошо попраздновать — это ужраться и учинить ряд последовательных безобразий, с последующим воспоминанием о том, кто какие подвиги совершал. Родители будут уныло смотреть телевизор, есть салаты и рано лягут спать. О Наталье с тещей лучше не думать — теща после второй стопочки любит пилить зятя…

Обернулся к Лантхильде.

— Итан хочешь, Лантхильд?

Девка не чинилась. Энергично закивала.

Сигизмунд убрал коробку на пианино, чтобы кобель не разорил. Отправились итан. И фретан, конечно, тоже — неподвижно лежавший хундс ожил и побежал впереди людей.

* * *

Весь вечер тридцатого декабря Лантхильда была задумчива. На удивление. То и дело замирала с приоткрытым ртом и застывшими глазами. Время от времени Сигизмунд ловил на себе ее испытующие взгляды. Какая мысль ворочалась, медленно рождаясь в ее голове, понять было трудно.

Увязалась с ним на вечернюю прогулку. Сигизмунд не возражал, напротив — пусть проветрится. А то уж зеленая стала.

После прогулки про «йоль» выспрашивала.

— Ель? Елка то есть. Дерево такое, — объяснял Сигизмунд, как умел.

— Нии. Йоль. Долдс. Винтрос.

Сигизмунд развел руками, показывая, что не понимает. Лантхильда вздохнула и снова погрузилась в свою задумчивость.

Ближе к ночи заявилась в гостиную с носовым платком в руке. Подсела к Сигизмунду на спальник (он лежал и бездумно пялился в ого). Показала на носовой платок.

Сигизмунд сел, взял платок, показал, как нос вытирать надлежит. Лантхильда, сердясь, отобрала у него платок. Показала, что за уголочек надо взять.

Забавляясь, Сигизмунд послушался. Лантхильда взяла платок за другой уголочек и дернула. Вырвала платок.

— Ты чего?

Она заговорила, нетерпеливо что-то втолковывая. Снова всунула ему уголок платка. Показала, чтоб крепче держал.

На этот раз платок разорвался пополам. Лантхильда его заранее надрезала.

— Ну, и что теперь с этим делать?

Лантхильда встала со спальника, подобралась к елке и привязала свой обрывок на ветку. Настойчиво стала звать Сигизмунда. Мол, делай то же самое.

Ему было лень вставать. Но девка проявила тут недюжинное упорство. Телевизор выключила.

— Ну, коли так… А для чего тебе это надо? — Напрягся, вспомнил: — Духве?..

— Надо, — решительно сказала Лантхильда.

Пока он шел к елке, пока привязывал, она жадно следила за ним.

— Ну, теперь ты довольна? — прицепив тряпицу к елке, осведомился Сигизмунд.

Лантхильда дала понять, что да, очень довольна. Снова включила телевизор. Похлопала по спальнику, чтобы он садился и смотрел дальше. А сама ушла в «светелку».

Нет, точно что-то с Лантхильдой не в порядке. Только думать об этом не хотелось. Человек-то она хороший. И завтра они вместе встретят Новый Год. Сигизмунду почему-то казалось, что это правильно.

* * *

В шестнадцать ноль-ноль тридцать первого декабря Сигизмунд отключил в квартире телефон. Чтоб не звонили, не напрашивались в гости и не зазывали. Сегодня Сигизмунду хотелось жить на острове.

Лантхильда с утра была весела. Вчера, может, встала не с той ноги, кто ее разберет.

Вдвоем крошили на кухне салат. Картошки Лантхильда прежде не знала, но с легкой руки Сигизмунда пристрастилась очень быстро, в краткие сроки повторив исторический путь русского кулинарного искусства. Мясо Лантхильда тушила сама, не доверяя Сигизмунду. Она вкусно готовила говядину с чесноком, в этом ей не откажешь.

А больше ничего и не предусматривалось. Гостей-то они не ждали.

Телевизор, включенный, к девкиному восторгу, погромче, изрыгал благоглупости, достигая в этом феноменальных высот. Это, равно как и запах мандарин, создавало в доме новогоднюю атмосферу. И даже фильм «Карнавальная ночь», вроде бы, собирались показывать. Был такой унылый период, когда ничего советского принципиально не показывали, а гоняли американскую муть и мрачный, никому не понятный авангард. Теперь это позади.

Покончив с салатом, Сигизмунд сидел на кухне, курил. Уходить не хотелось. Смотрел, как Лантхильда выкладывает на блюдо дымящуюся говядину и шпигует ее чесноком. Как будто полжизни вместе живем.

Почувствовав на себе его взгляд, Лантхильда обернулась. Посмотрела вопросительно. Он кивнул, она улыбнулась в ответ и вернулась к своей работе.

Вот так. Будто полжизни вместе. А ведь еще несколько недель назад собирался надавать ей по ушам и сдать сержанту Кунику.

Потом перетащили в гостиную из кухни стол. Накрыли скатертью — облагообразили. Пока возились, Сигизмунд вдруг заметил, что под иконой стоит плошка с кашей. Овсянку девка залила кипятком и водрузила — чтоб годиск-квино, значит, кушала. Господи, что за дикость!

Поставили салаты, мясо, фрукты, шампанское. Ананасы, чтоб Лантхильду дивить. Ананасы в шампанском — во разложенцы-то.

Лантхильда явно понимала, что участвует в празднике. Может, не врубалась, в каком именно, но это не мешало ей радоваться.

Накрыв на стол, ушла в ванную. Плескалась долго, расточая ароматы шампуней. Потом долго сушилась. Когда, уже в одиннадцать вечера, Сигизмунд, изведясь от безделья, позвал ее праздновать, важно вышла из «светелки» принаряженная, с лунницей и распущенными волосами.

Волосы у нее были густые. И от хорошего шампуня блестели. По большому счету, все эти холеные дуры, что трясут патлами в рекламе, и в подметки девке не годились.

Довольная произведенным эффектом, уселась, чинно сложила руки. Сигизмунд встал, подошел к ней сзади и, положив руки ей на плечи, значительно произнес:

— Новый Год. Лантхильд, Новый Год.

Она заерзала, посмотрела на него снизу вверх. Вопросительно посмотрела. Не понимает?

Он показал на елку.

— Новый Год.

— Йоль?

— Ну пусть будет йоль, если тебе так легче. Йооль…

Он на мгновение встретился глазами с портретом деда. Дед будто кривовато улыбался. Это он с таким лицом на удостоверение фотографировался. Большой приколист был, небось.

Лантхильда тоже посмотрела на деда. А потом на Сигизмунда. Он выпустил ее плечи и сел за стол.