Различие между вербальным и визуальным, левым и правым полушарием мозга было темой многочисленных разговором между Кларком и Кубриком. «Кларк появлялся с новыми текстами, предназначенными для озвучки фильма, – сказал Кэнтвелл. – Он считал, что три-пять минут чтения этих текстов помогут избежать неясностей, которые могут появиться во время просмотра». Когда Кубрик показывал коллеге новый материал, каждый раз «Стэнли убирал все больше и больше слов… Была очевидна противоположность их подходов».

Артур Кларк дал понять, что он обеспокоен растущей туманностью фильма, но Кубрик отсылал его к книге, говоря: «Не волнуйся об этом, Артур. Напиши обо всем так, как хочется тебе. Проясни сюжет, если так нужно. Это твоя книга». Кларк показался Колину «встревоженным и немного разочарованным», после того как услышал это.

По мере расхождения их путей во время последних шести месяцев создания фильма эстетические вкусы Кубрика стали все заметнее отдаляться от романа.

* * *

Однако в октябре, приступив к монтажу, Кубрик все еще намеревался использовать повествование рассказчика, так как потратил большую часть 1967 года в поисках подходящего голоса. В феврале он попросил Роджера Караса связаться с Алистером Куком, радиокомментатором ВВС. К июлю Карас перешел на другой проект, и Кубрик попросил его заместителя, Бена Рейеса, найти голос, схожий с голосом канадского актера Дугласа Рэйна – рассказчика во «Вселенной», во многом повлиявшей на «Одиссею». Рэйн тогда был слишком занят, но после почти 100 просмотров «Вселенной» Кубрик не мог выбросить из головы его голос. «Я бы описал ключевые качества как честность, интеллигентность, открытость образованного соседа по улице, подход схожий с методами Уинстона Хиблера и Уолта Диснея, – писал он Рейесу. – Голос не пугает, не повелевает, не драматизирует и не восторгается. Несмотря на это, он очень интересен».

Во время поисков Кубрик принял за эталон голос и манеру Хибблера, который озвучил многие фильмы «Диснея». В сентябре он напрямую разговаривал с Рейном, а также писал Флойду Петерсону, нью-йоркскому радиопродюсеру, со словами о «совершенной подаче актера. Он обладает толикой манеры Уинстона Хиблера, тоном приятеля по работе, отличной искренностью и высочайшим уровнем». Он попросил Петерсона не связываться с Рейном напрямую, поскольку тогда он может увеличить цену. «Помни об этом, это важно».

В начале августа 1966 года Кубрик привел в студию Мартина Балзама, американского актера и обладателя «Оскара», для озвучки ХЭЛа. Хотя поначалу голос Балзама показался ему «чудесным», он постепенно осознал, что позволил Мартину звучать слишком эмоционально. Уговорив Рейна прочитать тексты Кларка, осенью 1967 года он решил, что актеру следует озвучивать компьютер – и временно отложил вопрос с озвучкой текста.

В конце ноября Рейн прилетел в Лондон и за два дня записал голос ХЭЛа. Эти восемь с половиной часов работы стали поворотным пунктом в его карьере. Будучи необыкновенным актером театра, Рейн не мог и представить, что его лучшей ролью станет голос компьютера. Согласно Джерому Агелу, автору книги «Создание 2001», режиссер надеялся, что Рейн передаст ХЭЛу «мягкий, вкрадчивый и нейтральный тон», и не был разочарован. Что касается Рейна, он нашел Кубрика «чрезвычайно учтивым и обходительным. Он был довольно скрытным в отношении фильма, я так и не увидел ни законченный сценарий, ни кусочка съемочного процесса».

Этап звукозаписи дал Кубрику последний шанс улучшить персонаж ХЭЛа, и вторую половину ноября он провел, переписывая его ключевые реплики. Некоторые из них появились прямо перед приездом Рейна. К примеру, ответ на вопрос журналиста ВВС – скорее всего, также описывает четырехлетний этап жизни самого режиссера: «Я постоянно пребываю в занятости. Я подвергаю себя использованию своих максимальный возможностей, что, я думаю, следует делать любому разумному существу». Еще один диалог между ХЭЛом и Боуменом провоцирует ответ компьютера, в котором слышится режиссерская ирония. Рассуждая о причинах ошибочного прогнозирования поломки в системе антенны дальней связи, ХЭЛ говорит следующее: «Думаю, не может быть никаких сомнений, что причиной была человеческая ошибка. Такие неполадки происходили и раньше, и всегда благодаря человеческому фактору».

Кубрик во время записи сидел рядом с актером и делал ремарки по ходу процесса. Согласно одному источнику, босые ступни Рейна все время располагались на подушке, «для поддержания расслабленного тона». Периодически Кубрик вмешивался, прося актера ускориться или «немного насторожиться». Как и некоторые реплики Дулли, снятые годом ранее, довольно много слов ХЭЛа было потеряно при монтаже, в том числе тревожные предостережения и мольбы, звучащие по мере приближения Боумена к рубке управления компьютером. Одна из фраз, многократно зачеркнутая и переправленная Кубриком, наконец превратилась в «Я очень сожалею обо всем, что случилось. Поверьте мне».

Кубрик заставил актера спеть, промурчать и проговорить «Дейзи Белл» 51 раз с разным тоном и скоростью, иногда в неровным темпе, иногда смешивая пение, речитатив и мурчание на диапазоне из пяти октав. Окончив запись, Кубрик чувствовал, что озвучка и пение были на высоком уровне, но не на высшем из возможных. Обратившись к помощи аналогового звукозаписывающего устройства, он замедлил скорость речи на 15–20 процентов, не меняя тембра актера. Изменениям подверглась и лебединая песня ХЭЛа, чей голос значительно опускается к ее концу – не меняя скорости и длины песни. В результате получился жутковато чистый звуковой портрет ХЭЛа, постепенно теряющего разум. Неудивительно, что Кубрик не вставил в фильм кадр, где затухает глаз компьютера – звук представил эту картину в полной мере.

Через некоторое время Кэнтвелл пришел на встречу с режиссером, и его направили в комнаты монтажа в корпусе № 53. Услышав через тонкие стены, что Кубрик занят, он решил не мешать и подождать снаружи. Стоя в коридоре, Колин слышал, как ХЭЛ умоляет не лишать его разума: «Мне страшно, Дэйв… Я теряю рассудок». Компьютер вернулся к своему первому уроку, а затем с одобрения Боумена затянул свою последнюю песню. Когда Рейн достиг строчки: «Я теряю рассудок от любви к тебе», кульминационная сила сцены так потрясла Кэнтвелла, что он, к собственному удивлению, обнаружил на щеках слезы.

Когда он наконец зашел в комнату, его лицо еще было влажным, и он был неспособен говорить. Не говоря ни слова, Кубрик повторил для него сцену.

* * *

Мнения о звукорежиссуре фильма – за исключением дискуссий об использовании классической музыки – встречаются редко. Однако она была не менее инновационна, чем остальные составляющие проекта. В частности, на протяжении длительных отрывков фильма не слышится ничего кроме дыхания космонавтов, выходящих в открытый космос. Та же звуковая среда окружает моменты депрограммирования ХЭЛа и прибытия Боумена в номер отеля.

Словно звук сердцебиения, иногда встречающийся в фильмах ужасов в моменты максимального напряжения, но более неуловимо, звуки дыхания в открытом космосе дают зрителю субъективное ощущение общечеловеческой сопричастности. Не задумываясь об этом, мы следим за дыханием Боумена для понимания его эмоционального состояния. Когда мы слышим только это дыхание в моменты выходов в открытый космос, то получаем звуковую картину человеческого организма, заключенного в необъятных глубинах межпланетного пространства.