— У меня безвыходная ситуация, Кей. Я в тупике. Шэнди должна получить по заслугам. Если не ошибаюсь, у Бентона с Пауло состоялся долгий разговор. Пауло, разумеется, сразу же позвонил мне. Кое-что прояснилось. Некоторые детали стали на свои места.

— Сэндмен — ваш сын. Пауло позвонил, чтобы сказать вам об этом.

— Первая деталь — Шэнди. Вторая — Уилл. Еще одна — Малыш Уилл, как я всегда его называла. Мой Уилл, едва вернувшись с одной войны, вступил в другую, еще более жестокую. Вы не думаете, что именно это и толкнуло его за грань? Впрочем, нормальным он никогда не был. Я первой готова признать, что в данном случае даже мне не удалось ничего сделать. Это было год или полтора года назад. Он вернулся и увидел своего сына — полуголодного, избитого до синяков.

— Шэнди.

— Уилл на такое не способен. Что бы он ни натворил, ребенка мой сын трогать бы не стал. Другое дело — Шэнди: ей, наверное, доставляло удовольствие мучить малыша — просто потому, что он слабее. Она считала его помехой, досадной неприятностью. Постоянно болел, жаловался, ныл.

— И ей удалось спрятать его от всего мира?

— Уилл ушел в армию. Пока не умер ее отец, Шэнди держала мальчика у него, в Шарлотте. Потом я убедила ее переехать сюда. Вот тогда и началось. Она очень жестоко с ним обходилась.

— И избавилась от тела, выбросив его в болото? Ночью?

— Шэнди? Вряд ли. Мне в такое не верится. У нее даже лодки нет.

— Откуда вам известно, что мальчика привезли на лодке? Насколько я знаю, это не установлено.

— Она ничего не смыслит в этих заливах-приливах. И никогда бы не отправилась на болото ночью. Небольшой секрет — Шэнди не умеет плавать. Ясно, что ей потребовалась помощь со стороны.

— У вашего сына есть лодка? Он знает, как вы выражаетесь, заливы-приливы?

— Когда-то была, и ему нравилось отправляться с малышом «на поиски приключений». Устраивать пикники. Разбивать лагерь на пустынных островах. Открывать новые земли. Всегда вдвоем. Это так прекрасно и так грустно — он ведь и сам был, по сути, ребенком. А потом, когда он ушел в армию, Шэнди продала все его вещи. Такая вот заботливая. У него сейчас, наверное, даже машины своей нет. Но он находчивый. И предприимчивый. Пройтись пешком ему не в тягость. А еще он очень скрытный. Наверное, там этому научился. — Она имеет в виду Ирак.

Скарпетта думает о рыбацкой моторке Марино. Той, с мощным подвесным мотором и веслами. Он уже давно, несколько месяцев ею не пользуется. Наверное, и забыл про нее. Особенно с тех пор, как сошелся с Шэнди. Она наверняка знала про лодку, даже если они и не выходили на ней. Знала и могла рассказать Уиллу. Может быть, он ею и воспользовался. Моторку нужно обыскать. Вот только как объяснить это полиции?

— Тело для Шэнди — мелкое неудобство. Кто-то же должен был о нем позаботиться. Что ему оставалось делать? Уилл любил сына. Но когда папочка уходит на войну, мамочке приходится трудиться за двоих. А в данном случае мамочка — чудовище. Я всегда ее презирала.

— Но вы ее и поддерживали, — напоминает Скарпетта. — И весьма щедро.

— Вы и об этом знаете? Откуда? Похоже, дело рук Люси. Добралась до банковской информации. Наверное, выяснила, сколько у нее на счету. Я бы и не узнала о смерти внука, если бы Шэнди не позвонила. Кажется, в тот самый день, когда нашли тело. Потребовала денег. Много. И еще попросила совета.

— Вы поэтому здесь? Из-за того, что она вам рассказала?

— Все эти годы Шэнди блестяще справлялась с ролью шантажистки. Люди не знают, что у меня есть сын. И уж точно не знают, что у меня есть внук. Если бы эти факты были преданы гласности, меня сочли бы невнимательной, нерадивой, бездушной. Ужасной матерью. Ужасной бабушкой. Да еще все то, что говорит обо мне мать. К тому времени я уже стала знаменитой, так что путь назад был отрезан. Мне ничего не оставалось, как только идти дальше. Дорогая мамочка — это я о Шэнди — хранила мою тайну в обмен на чеки.

— И теперь вы намерены сохранить ее тайну в обмен на что? Она замучила вашего внука, а вы хотите ее выгородить. В обмен на что?

— Полагаю, присяжные с удовольствием посмотрят ту запись с экскурсией по вашему моргу. Как Шэнди входит в холодильник. Как смотрит на мертвого сына. Убийца в морге. Представьте, какая получится история. Я бы сказала, что от вашей карьеры ничего не останется. Помните об этом и благодарите меня, Кей. Моя безопасность — залог вашей.

— Если вы так думаете, то плохо меня знаете.

— Забыла предложить кофе. Здесь на двоих. — Доктор Селф улыбается.

— Я не забуду, что вы сделали. — Скарпетта встает. — Что сделали Люси, Бентону, мне. Пока еще не знаю точно, что вы сделали Марино.

— Я и сама не знаю, что он сам с собой сделал. Но знаю я вполне достаточно. Как Бентон со всем этим справляется? — Она наливает себе кофе. — История забавная, есть о чем подумать. — Откидывается на подушки. — Знаете, когда Марино встречался со мной во Флориде, страсть его была такова, что он успокаивался, только когда срывал с меня одежду. Жалкое зрелище. Эдипов комплекс. Хочет трахать свою мать — самую властную женщину в его жизни. Так и будет без конца гоняться за краем Эдиповой радуги. Только вот после секса с вами горшка с золотом там не оказалось. Что ж, молодец. Наконец-то. Удивительно, что он еще с собой не покончил.

Скарпетта смотрит на нее от двери.

— И каков он как любовник? — спрашивает доктор Селф. — Бентона я в этом качестве представляю. Но Марино? Что-то давно от него ничего не слышно. Уже несколько дней. Это вы вместе так решили? А что говорит Бентон?

— Если не Марино вам сказал, то кто? — негромко спрашивает Скарпетта.

— Марино? О нет, нет! Он мне ничего о вашем приключении не рассказывал. За ним проследили до самого вашего дома. От этого… как же… В общем, от бара. Какой-то головорез из прихвостней Шэнди. Должен был предупредить вас насчет смены местожительства.

— Так это вы. Я так и думала.

— Только чтобы помочь вам.

— Неужели в вашей жизни не осталось совсем ничего, кроме желания вот таким способом доказывать людям свое превосходство? Ломать их?

— Чарльстон, Кей, не лучшее для вас место.

Скарпетта закрывает за собой дверь. Выходит из отеля.

Идет по брусчатке, мимо плещущего фонтана, поворачивает к гаражу. Солнце еще не встало, и надо бы позвонить в полицию, но мысли снова и снова возвращаются к одному: сколько же горя может причинить человек! Первая тень паники ложится на нее уже в пустынном гараже, где только бетон и машины. На память приходит реплика доктора Селф.

Удивительно, что он еще с собой не покончил.

Что это? Предсказание? Озвученная надежда? Или намек на еще один ужасный секрет? Теперь Скарпетта не может думать ни о чем другом. И позвонить Люси или Бентону тоже не может. Никакого сочувствия они к нему не питают и, возможно, втайне даже надеются, что он пустил себе пулю в рот или сиганул с моста. Она представляет Марино в кабине грузовичка на дне реки.