litbaza книги онлайнИсторическая прозаЛорд Байрон. Заложник страсти - Лесли Марчанд

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 93 94 95 96 97 98 99 100 101 ... 130
Перейти на страницу:

Дав волю своему гневу в ответной атаке в длинном примечании к своей драме «Двое Фоскари», Байрон в отдельном эпизоде с восторгом излил свои мысли и чувства. Он назвал новую поэму – как и его соперник – «Видение суда». Торжественный гекзаметр Саути с изображением суровых наказаний и наград, а в особенности – дифирамбы безумному старому королю стали материалом для сатирического ответа Байрона. Он с юмором изобразил реалистическую картину прибытия Георга к небесным вратам и ожесточенную борьбу за его душу между архангелом Михаилом и дьяволом:

В изысканной учтивости, казалось,
С их Светлостью их Мрачность состязалась.
(Перевод Т. Гнедич)

Комическая ситуация достигла предела, когда, таща Саути, появился демон Асмодей с жалобами:

Ведь как тяжел, проклятый ренегат,
Его таща, чуть не свихнул крыла я!
Как гири из свинца на нем висят
Его труды – вся писанина злая!
(Перевод Т. Гнедич)

Тут Саути разражается тирадой, испугавшей как ангелов, так и демонов:

Писал он обо всем – писал немало,
Он хлеб насущный добывал всегда,
И лакомство ему перепадало…
Он пел цареубийц и пел царей,
Но он напоминал и проходимцев,
Всегда способных в нужный срок линять
И убежденья с легкостью менять.
(Перевод Т. Гнедич)

Когда Саути попытался прочесть свое «Видение» всем собравшимся, то у святого Петра мурашки по коже забегали, а демоны с воем убрались прямо в ад. Святой Петр оттолкнул поэта, и тот упал в свое любимое озеро. Во время всеобщего смятения король Георг проскользнул в рай:

Пробрался в рай: выводит он с друзьями
(Для этого не надобно ума!)
Теперь рулады сотого псалма!
(Перевод Т. Гнедич)

Не успел Байрон завершить свою сатиру, как на него опять нахлынула меланхолия. Его мысли с грустью вернулись к Августе. Он упрекал ее за то, что «она была так холодна», а потом обратился к своей связи с Терезой, длившейся почти три года: «Могу сказать, что теперь, хотя я уже не так влюблен, как вначале, я привязался к ней больше, чем считал возможным по отношению к любой другой женщине после трех лет, кроме одной, а кто она, можно догадаться… Если леди Б. и муж графини Гвичьоли соизволят умереть, мы, вероятно, поженимся, хотя я бы не стал этого делать, потому что это прямой путь к ненависти для всех людей».

Байрон так не хотел покидать Равенну, что с радостью пользовался любым предлогом, чтобы остаться. Громоздкую мебель давно увезли, но он все еще оставался в пустом дворце. В хорошую погоду он ежедневно ездил верхом, купался в Адриатике, продолжал писать и ждал писем из Англии.

Когда первая часть груза прибыла в дворец Ланфранки в Пизе, встревоженные власти города, правительство Тосканы и австрийские шпионы заговорили о прибытии неблагонадежного англичанина. Президент правительства написал великому герцогу и предупредил его о сеньоре англичанине, который «обладает титулом, неким наследством, литературной славой и серьезно намерен поддерживать изменения в государстве».

Шпионы еще больше бы утвердились в своих подозрениях насчет этого опасного радикала, если бы прочитали его письмо Хобхаусу от 12 октября: «Ваше бессовестное правительство вынудит всех честных людей свергнуть его… Я поддерживаю республику. Исторический опыт подтверждает мои предпочтения…»

Зная, что его приезд в Англию пока невозможен, Байрон в мыслях, однако, все чаще и чаще возвращался туда, потому что не видел впереди никакого просвета. Он искал утешения в воспоминаниях о счастливейших днях своей жизни, детских годах в Абердине, школьных годах в Хэрроу, кембриджских друзьях и холостяцкой жизни в Лондоне.

Чтобы увековечить эти воспоминания, 15 октября он начал писать «Отдельные записки».

«Ни один человек не может заново прожить свою жизнь – это старое и справедливое утверждение… Но в то же время, вероятно, в жизни каждого найдутся моменты, которые хотелось бы пережить вновь». На следующей странице Байрон заметил: «Я написал мемуары, но опустил все действительно важные события из почтения к мертвым, и живым, и тем, кто и жив и мертв одновременно. Иногда мне кажется, что мне следовало бы написать их как урок, но это оказался бы урок, который придется усвоить, а не избежать, потому что страсть подобна водовороту, за которым нельзя наблюдать на расстоянии. Не следует предаваться этим размышлениям, а то я выдам какую-нибудь тайну, которая вызовет недоумение у грядущих поколений».

Если возвращение в прошлое вызывало грусть, то взгляд в будущее наводил на мрачные размышления. «В бессмертии души, – писал Байрон, – по-моему, нет никаких сомнений, если мы на минуту обратимся к плодам нашего Разума. Он находится в непрерывном действии. Когда-то я сомневался, но жизнь научила меня… Другой вопрос, какова будет наша будущая жизнь и как близко она будет напоминать наше земное существование. Но то, что Разум вечен, кажется таким же безусловным, как и бренность тела… Человек рожден с плотскими страстями, но с внутренней способностью к добру и созиданию. Да поможет нам Бог! Сейчас мы всего лишь жалкое скопление атомов».

В своих записках Байрон выразил непреодолимое стремление к земному раю и реалистичный взгляд на тщетность этих попыток. «Отец Паскуале Окер, священник, учивший меня армянскому в монастыре Сан Лаззаро, убеждал меня, что «земной рай, несомненно, в Армении». Я пытался найти его повсюду, но не нашел. Мне казалось, что я близок к цели, но только на минуту или две».

Шелли с Терезой с волнением ожидали приезда Байрона. Шелли был расстроен, узнав, что Аллегра на время останется в монастыре. Мать настоятельница, памятуя о предстоящем отъезде Байрона, пригласила его навестить дочь в Баньякавалло, вложив в конверт и письмо Аллегры, написанное крупным почерком по-итальянски: «Дорогой папа, я так хочу тебя увидеть и так много тебе сказать. Пожалуйста, приезжай к своей Аллегрине, которая тебя так любит». На это Байрон ответил: «Искренне, но не очень приятно: она хочет увидеть меня потому, что пора получить какой-нибудь отцовский подарок». Если Байрон и собирался навестить дочь перед отъездом, то в суматохе сборов упустил эту возможность. Он понимал, что для дочери он чужой, и не хотел пережить неловкую сцену расставания или выказать перед монахинями свое смущение.

Наконец 29 октября рано утром наполеоновский экипаж Байрона прогремел по тихим мостовым средневекового города, в который он триумфально въехал в роли чичисбея почти два года назад. О его отъезде сожалели граф Альборгетти и многие другие, к кому Байрон был щедр. Позднее Тереза говорила Муру: «О его прибытии в город говорили как об удаче, а его отъезд предвещал неприятности…»

На попечении Пеллегрино Гиги, многострадального агента Байрона, остались «коза со сломанной ногой, безобразная крестьянская собака, птица вроде цапли, питающаяся исключительно рыбой, барсук на цепи, две уродливые старые обезьяны и его дочь Аллегра в монастыре в Баньякавалло».

1 ... 93 94 95 96 97 98 99 100 101 ... 130
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?