И тогда меня тянет вперед и вниз…

Да. Довольно с меня болтаться в бестелесном виде. Время оживать, Йейнэ.

* * *

Я открыла глаза и села.

За моей спиной Декарта удивленно ахнул. Остальные не замечают, как я поднимаюсь на ноги.

— Ч-что, во имя всех богов, з-здесь…

Он открывает и закрывает рот. Он изумленно таращится.

— Не всех богов, — жестко отвечаю я.

А поскольку я — это все же я, я наклоняюсь к самому его лицу и отчетливо выговариваю:

— Только меня.

И тогда я прикрыла глаза и дотронулась до груди. Там ничего не бьется — сердце пробито и умерло. Но там что-то есть. Что-то, дающее жизнь телу. Я это чувствую. Камень. Средоточие жизни, родившееся из смерти, исполненное колоссальной силы. Семя.

— Расти, — шепчу я.

Всякое рождение сопровождается болью.

И я тоже родилась через боль.

Наверное, я закричала. Думаю, в тот миг случилось многое. Небо закружилось, и в голове смутной чередой замелькали образы дня и ночи и снова дня — и все это за один миг. И если это правда, то кружилось очевидно не небо. И мне показалось, что где-то во вселенной несчетное количество новых видов явили свое существование — на миллионах планет. Но я уверена, что из глаз у меня брызнули слезы. И там, где они упали, пол покрыли мох и лишайники.

Правда, я все равно не уверена во всем до конца. Где-то далеко-далеко, в измерениях, которые недоступны для смертных слов, я тоже менялась. И сознавала эти изменения — в полной мере.

Но когда все завершилось, я открыла глаза и увидела новые цвета.

Комната расцвела ими. Переливающийся перламутр стен Неба. Высверки золота на осколках стекла на полу. А в небе — голубой, но не прежний бледно-голубой, а насыщенный бирюзовый — я неимоверно удивилась оттенку этой лазури. Никогда, никогда — за всю жизнь — я не видела ничего подобного.

А потом я вдохнула запах. Тело изменилось, стало чем-то иным — и превратилось из тела в телесную оболочку, правда, все еще человеческую по форме. Да и чувства у меня оставались вполне человеческими. Но что-то стало другим, это точно. И когда я вдохнула, я почувствовала бодрящий, резкий аромат разреженного воздуха, к которому примешивался металлический вкус крови, пропитавшей одежду. Я дотронулась до нее и лизнула пальцы. Соленый, металлический, горько-кислый вкус. Конечно, я же в последние дни была очень несчастна.

Новые цвета. Новые запахи. Я ранее и думать не думала, каково жить во вселенной, которая утратила третью часть себя. Война богов стоила нам гораздо больше, чем просто жизни.

Все, больше никаких войн, поклялась я.

Неразбериха вокруг прекратилась. Я не хотела передвигать ноги и даже думать, но чувство ответственности настоятельно требовало, чтобы я вышла из задумчивости и что-нибудь уже сделала. В конце концов я вздохнула и огляделась.

Слева от меня стояли три сияющих существа. Они были сильными — сильнее, чем остальные, — и обладали текучим обликом. Их сущность походила на мою. Они таращились на меня, раскрыв рты, оружие замерло в руках — и когтях. И тут один перетек в другой облик — облик ребенка — и выступил вперед. Глаза его округлились:

— М-мама?..

Нет, это не мое имя. Я бы просто отвернулась от него — какие, мол, глупости, но подумала: а вдруг он обидится? Мне почему-то очень не хотелось его обижать — я сама не знала почему.

Поэтому я просто ответила:

— Нет.

И неожиданно для себя протянула руку и погладила его по голове. Он еще шире раскрыл глаза и вдруг разразился слезами. И отшатнулся, прикрывая лицо ладонями. Я не знала, что значит такое поведение, и потому повернулась к другим.

Справа я видела троих — точнее, двух живых и одного умирающего. Они тоже сияли, но их свет прятался в их телах — слабых и грубых. И конечных. Умирающий испустил дух на моих глазах — слишком много органов было повреждено, и жизнь не удержалась в нем. Я почувствовала, что они не зря смертны, хотя и оплакивала скоротечность их жизни.

— Что это еще такое? — зло спросила одна из них.

Самая молодая, женщина. На ее платье и на руках застывали капли крови ее брата.

Другой смертный — старый и близящийся к кончине — только покачал головой, не отрывая от меня взгляда.

И тут вдруг еще два существа возникли передо мной, и у меня перехватило дыхание. Они были так прекрасны! И оболочки, которые они надели, чтобы взаимодействовать на этом плане реальности, не уступали им в красоте. Они были частью меня, мы были с ними одной крови — и в то же время весьма различались. Я родилась, чтобы быть с ними, чтобы стать мостом между ними и помочь им исполнить свое предназначение. И вот теперь я стояла рядом с ними — и мне хотелось закинуть голову и запеть от радости.

Но что-то в них было не так. Тот, кто ощущался как свет, и покой, и постоянство, — он был цельным, и он внушал восхищение. Но в нем я видела какой-то надлом. Я присмотрелась и разглядела жуткое, страшное одиночество, которое пожирало его сердце подобно червю в яблоке. Это и отрезвило, и смягчило меня, ибо я знала, что такое одиночество.

Та же порча разъедала изнутри второе существо — то, чья природа притягивала все темное и необузданное. Но с ним сделали что-то еще. Что-то ужасное. Его душу сокрушили и растоптали, заковали в режущие оковы — и втиснули в слишком тесный сосуд. Какую боль он испытывал — непрекращающуюся… Он припал на одно колено и смотрел на меня пустыми глазами. На лицо свешивались мокрые от пота волосы, и даже собственное загнанное дыхание причиняло ему страдание.

Мерзость! Какая мерзость! И тут я присмотрелась и увидела, что цепи, обвивавшие его душу, вели ко мне! Мерзость вдвойне! Ко мне же тянулись три других поводка, и один обвивал шею существа, назвавшего меня мамой.

С отвращением я оторвала цепи от своей груди и приказала им рассыпаться в прах.

Три существа слева от меня со всхлипом втянули воздух и перегнулись в поясе — в них ворвалась вернувшаяся к ним сила. А с темным существом и вовсе происходило что-то невообразимое! Сначала он застыл — только глаза округлились. Цепи распались и отвалились.

И тогда он запрокинул голову и пронзительно закричал, и все творение содрогнулось. На этом плане реальности его крик отозвался одним, но чудовищным по мощи толчком и землетрясением. И все краски исчезли из этого мира, и его заполонила тьма столь глубокая, что слабые духом обезумели бы от страха, если бы тьма продлилась долее, чем один удар сердца. Но она исчезла даже быстрее, и на ее месте воцарилось нечто новое.

Равновесие. Я почувствовала его возвращение, словно вправленный вывих. Вселенную создавали Трое. И снова, как в незапамятные времена, Трое вошли в мир и приняли его под свою руку.