– После побега Ричарда меня силой увезли в Бретань. Долго рассказывать, что там произошло и почему. Сейчас важно лишь то, что я сделала все возможное, чтобы вернуться к тебе.

– А я встречаю тебя в тюрьме.

Арвид безрадостно засмеялся, и Матильде было больно слышать этот звук. Вдруг она вспомнила о своей темнице. Там было прохладнее, и воздух был не спертый, а соленый. Там было немного просторнее, и тем не менее девушка чувствовала такое же отчаяние, которое теперь охватило и Арвида.

Матильда погладила себя по животу. Она сумела справиться с отчаянием и покинуть свою тюрьму. Теперь она позаботится о том, чтобы Арвид покинул свою.

– Не сдавайся, – пробормотала она. – Не сдавайся.

Спрота родила второго ребенка. Ее тело снова стало стройным, а щеки порозовели. Это был мальчик, его назвали Раулем. В отличие от Ричарда, он был рожден в законном браке, но занимал гораздо более низкое положение, чем его брат. И все же этого сына Спрота могла признавать открыто. Она выглядела счастливой, как заметила Матильда, и у нее были для этого причины: Рауль и победа Ричарда. Таким же безграничным, как счастье Спроты, было и ее сочувствие Матильде, но девушка знала, что оно ей не поможет. В час беды влиятельные люди советовались со Спротой, она почти что стала одной из них, однако скоро они снова вспомнят о том, что она – всего лишь бывшая любовница Вильгельма, на которую не стоит обращать внимание.

На Матильду тоже никто не обращал внимания. Хотя ее пропустили к Бернарду Датчанину, мужчина был увлечен разговором и даже не удостоил ее взглядом. Девушка надеялась застать Ричарда, но он еще не вернулся в Руан: пока готовилось его торжественное вхождение в город, мальчик находился в более безопасном месте – вероятно, в Санлисе.

Наконец Бернард прервал разговор, но не для того, чтобы поздороваться с Матильдой, а чтобы принять письмо, которое принес посланник. Мужчина быстро прочитал это письмо сначала с задумчивым, а потом с радостным выражением лица.

– Гуго Великий узнал о случившемся и принял сторону Ричарда, а не Людовика. После предательства Людовика это и неудивительно. Это значит, что Гуго не будет пытаться вызволить короля из Руана.

Осмонд рассмеялся, но Бото не разделял всеобщего восторга.

– Все это очень хорошо, но наши франкские соседи признают Ричарда законным графом только после того, как это сделает сам Людовик. Он может быть нашим пленником, но он все же остается королем. А чтобы признать за Ричардом титул графа, Людовик должен обладать властью.

Смех Осмонда затих.

– Нам придется его отпустить?

Бернард продолжил:

– Кажется, Гербергу глубоко поразило то, что ее супруг находится в плену. Она обратилась за помощью к своему брату Оттону, и хотя он отказал ей в просьбе, поскольку считает, что Людовик сам во всем виноват, он все же навел ее на одну мысль. Эту мысль поддерживает и Гуго.

– Я думал, что Гуго не станет вмешиваться.

– А он и не вмешивается. Но это не значит, что он должен воздерживаться от советов.

– И что же он советует? – раздраженно спросил Осмонд.

Бернард указал на письмо:

– Лотаря, сына Людовика, в качестве заложника можно привезти в Руан в сопровождении двух влиятельных священнослужителей: Дидье, епископа Бове, и Ги, епископа Суассона. Может быть, удастся настоять на том, чтобы приехал и Карл, младший брат Лотаря. Как только они доберутся до Руана и будут у нас в руках, Людовик получит свободу.

– А это значит, – догадался Осмонд, – что он снова будет обладать королевской властью, признает Ричарда графом Нормандии и побоится нападать на страну, зная, что его сыновья у нас в руках.

Матильда заметила, как омрачилось лицо Спроты. Женщина никогда бы не призналась в этом, но она явно сочувствовала Герберге, которой грозило то же, что и ей самой: быть матерью сына, ставшего заложником. При других обстоятельствах Матильда тоже испытывала бы сочувствие, но сейчас она была целиком и полностью поглощена своими заботами.

– Я знаю, где можно официально заключить перемирие между Ричардом и Людовиком, – вмешался Бото, – в Сен-Клер-сюр-Эпт. Когда-то отец Людовика признал там Роллона графом Нормандии, а Роллон в свою очередь принес ему ленную присягу.

Бернард одобрительно кивнул. Осмонду эта мысль тоже понравилась.

– И тогда наконец воцарится мир! – крикнул он, доказывая, что даже вспыльчивые люди не любят войну.

– По крайней мере с франкским королевством… и по крайней мере на первое время, – сказал Бернард. – К сожалению, я узнал, что нам грозит опасность с другой стороны. Нам повезло, что в бою нас поддержали датские воины Харальда, однако многие из них – все как один язычники – теперь не желают покидать страну. Более того, они объединились с группой бретонцев, которые пытаются захватить власть в Котантене, чтобы оттуда завоевать Бретань. Если сегодня они хотят свергнуть Алена Кривая Борода, то завтра это может быть Ричард.

Мужчины озадаченно молчали, и Матильда не упустила возможности этим воспользоваться:

– У меня есть что сказать по этому поводу.

Бернард поднял голову. Он только сейчас заметил девушку.

– Я знаю, ты на стороне Арвида. Но то, что он сделал, непростительно.

– Он не предатель, он верен Ричарду!

Бернард нахмурился:

– Как я могу ему поверить после всего, что о нем узнал?

Матильда помедлила.

– Никак, – наконец решительно ответила она. – А как Арвид может доказать свою невиновность, сидя в тюрьме? Но я… Как его будущая жена и мать его ребенка я могу доказать, что мы не поддерживаем ни франков, ни язычников, что мы настоящие норманны.

Бернард недоверчиво посмотрел на Матильду, но тем не менее дал ей договорить. Она сделала шаг к нему.

– Я знаю, что происходит в Котантене. Один из язычников, Седрик, видимо, погиб, но другой, Турмод, еще жив. Он заключил союз с некой Авуазой, и от нее исходит самая большая опасность, ведь эта женщина – дочь Алена Великого и жена могучего Рогнвальда. Она хочет ни много ни мало – восстановить его королевство.

– Откуда ты это знаешь?

– Я ее родственница, но я от нее отреклась. Сейчас имеет значение лишь то, что мне известно, где пребывает Авуаза. И я скажу об этом, если Арвид выйдет на свободу.

В комнате повисло молчание. Спрота смотрела на Матильду удивленно, Бернард – все еще недоверчиво. Но девушка знала, что достигла цели.

«Как легко стать предательницей», – подумала она. Но было ли это предательством, если взамен она получит не тридцать сребреников, а жизнь Арвида?

Авуаза не нашла Матильду. Напротив, в этих поисках она потеряла себя. Вскоре после отправления она отослала брата Даниэля обратно, потому что он докучал ей, но одиночество стало пожирать ее рассудок, как коршун падаль. Иногда, объезжая побережье, а потом удаляясь от него, женщина забывала, что именно она ищет. Потом она снова это вспоминала.