Зрители вновь аплодировали.

— А теперь, господа, на охоту! И помните, что первый, кто найдёт труп вора, получит приз — сто дукатов! Спешите! Я нагоню вас через несколько минут. Веселье только начинается.

Гомонящая многоцветная толпа чудовищ покинула стену.

— Как вам представление, ван Нормайенн? — спросил маркграф, и в его голосе больше не было напускной радости и веселья.

— Не в моём вкусе.

— Вы неплохо выглядите для заключённого. Придворные советуют сократить ваш рацион, но я понимаю, что это бесполезно. Вас, стражей, плохой кормёжкой не сломить. Вы ещё не надумали стать моим слугой?

— Не надумал.

— Как жаль. Я пригласил вас для того, чтобы продемонстрировать вам мою новую игрушку в действии. И хочу сказать, что когда в следующий раз у меня возникнет желание вас увидеть, а вы ответите мне отказом, в пращу я посажу вашего друга. Слышал, что стражи не любят, когда умирают другие стражи. Подумайте об этом на досуге.

На этот раз меня поколотили не так сильно, и я не валялся на матрасе без всякой надежды быстро прийти в себя. Возможно, и вовсе оставили бы в покое, если бы я не сломал челюсть Пятому, когда тот стал пихать меня кулаком в спину, подталкивая на ступенях.

После того как они дотащили меня до камеры, пришёл личный лекарь маркграфа, молчаливый пожилой человек с холодными глазами. Он смазал мои ссадины какой-то едкой, пахучей дрянью и зашил рассечение на моём темени. Работал лекарь споро и быстро, за всё время не сказав мне ни слова. Когда он ушёл, я пересказал увиденное Карлу, догадываясь, что слушает меня не только он.

Вечером явилась душа маркграфини и прошипела:

— Тебе следует учесть, что мой сынок всегда сдерживает свои обещания. В восемь лет он поклялся придушить меня при случае, и, как видишь, это произошло. Так что думай быстрее, страж.

— Не вижу причин для твоего веселья, — сказал я ей. — Ты здесь такая же пленница, как и мы.

— Есть разница. — Глаза окулла мигнули алым. — Я могу выпить ваши душонки, а вы мою — нет.

— Тебя держит в застенках собственный сын.

Её когти с силой ударили по решётке, так что молитвы Изольды и вопли Мануэля достигли заоблачных высот, отражаясь от низкого потолка многократным эхом. И без того злобное лицо стало ещё злее.

— Убью тебя с огромным удовольствием! — прошипела она, прежде чем убраться восвояси.

Я послал её к чёрту и завалился на кровать, но сон не приходил ко мне много часов.

— Эй! Сукины дети! Куда вы её ведёте?!

Крик Карла заставил меня подскочить на кровати. Тёмные силуэты стражников маячили в коридоре. Ещё толком не проснувшись, я бросился к решётке и увидел, как мимо ведут поседевшую, сильно постаревшую и сгорбленную Надин. Она бросила на меня взгляд, который говорил, чтобы я не совершал глупостей и не пытался её спасти, но я плевать хотел на её просьбы. Надин была стражем, и этого для меня было совершенно достаточно.

Я распахнул дверь, что есть сил ударив ею по лицу одного из арбалетчиков, нырнул вниз, пропуская над плечом выпущенный болт с большим круглым шаром вместо острия. Карл уже вылетел следом за мной, смело бросившись на ближайшего стражника. Мы продержались ровно десять секунд, успев сломать два носа, одно запястье и получить в грудь и в живот по болту.

Арбалеты, несмотря на свою миниатюрность, били замечательно, и останавливающие болты оказались очень эффективны. Словно огрели дубинкой. Уцелевшие из караула поработали ногами, впрочем, без особого энтузиазма. Им хотелось убраться подальше от хихикающего возле решётки окулла.

Меня впихнули обратно в камеру, осыпав ругательствами и угрозами. Я рухнул на солому, вскочил, бросился обратно, лишь для того, чтобы в последний раз увидеть Надин.

Назад она не вернулась.

— Если бы из камер вышли все, то мы бы справились, — с ожесточением сказал Карл.

Третий день он, как и я, переживал, что нам не удалось спасти стража и оставалось лишь догадываться, что с нею сделал маркграф.

— Я человек маленький! — зло бросил Мануэль из своей камеры. — Это вы, господа, ловцы тёмных душ. А мне чего головой рисковать?

— Бесполезное сопротивление, — поддержал его Хунс. — Пять лет назад уже затевали бунт, когда тут сидели лазутчики князя Иоганна. Они охрану одолели, взяли в заложники, стали требовать у его милости свободы, обещав порешить слуг. Так его милость поднял решётку и выпустил тварь. Только один бунтовщик успел спрятаться в камере, всех остальных сожрало это чудовище. И заключённых и охрану.

— Какая забота о собственных слугах, — произнёс Карл. — А что стало с тем, кто спрятался в камере?

— Залили в задницу через воронку кипящее масло.

— Лучше бы я не спрашивал, — сказал Карл.

Беседу с Карлом я продолжил глубокой ночью, понадеявшись, что все уже спят. Говорили столь тихим шёпотом, что едва слышали друг друга. Больше читали по губами.

— Ты что-нибудь надумал? — спросил страж. Я посмотрел ему в глаза:

— Особого выбора нет. Постараюсь выбить для тебя комнату наверху, а там что-нибудь придумаем.

Он кивнул, не споря и не удивляясь моему решению:

— Пусть будет так. Если бы у меня был кинжал, я бы рискнул выйти против неё один на один. Ты знаешь, где они хранятся?

— Да. Из тюрьмы в покои герцога есть прямая лестница. Но его милость не слишком спешит спуститься по ней и повидаться с родной матушкой.

— Значит, нам остаётся только ждать, когда тебя позовут.

Я кивнул. Не собираюсь самостоятельно бежать к его милости с просьбой взять меня под своё крыло. Если бы у Карла не было перспективы улететь с помощью требушета, я бы даже не думал ни о каком сотрудничестве.

Спустя несколько дней так ничего и не изменилось. Мы были предоставлены сами себе, и стражники, сперва злые на нас, понемногу успокоились, решив не портить нам жизнь и не гневить маркграфа.

У Марии оказался необычайно красивый голос, и она часто пела, несмотря на требования Мануэля прекратить. Окулл тоже пропала, словно ожидая чего-то. По нашим подсчётам, был уже конец марта, и я предполагал, что при самом худшем раскладе в начале мая кто-нибудь должен для нас что-то сделать. Уверен, что ни Гера, ни Львёнок, узнав о случившемся, нас не бросят. Хотя вытащить пленников из Латки будет очень непросто. Впрочем, влияния Братства вполне хватит, чтобы сровнять замок с землёй. Возможно, магистры от меня не в восторге, но я прекрасно выучил одно — своих на растерзание чужаков они не отдают, особенно если замешан Орден.

А Орден оказался замешан, и я стал крайне ценным свидетелем для того, чтобы подкосить его могущество. Грызня с Братством — это одно. А вот дополнительные доказательства того, что законники связались с маркграфом и вместе с ним покушались на слугу Церкви, мешавшему их власти, это совсем другое. Больше ереси и попыток отобрать у них деньги клирики не любят лишь одну вещь — когда кто-то пытается их убить или поставить на колени. Слуги божьи привыкли быть коленопреклонёнными лишь перед Всевышним.