печальное происшествие началось так. Когда король собирался к мессе, один из его слуг подал ему часослов, и как только он заглянул в него, чтобы прочитать молитву, он встал, став и выглядя таким образом, как будто чем-то взволнован и обеспокоен; затем он внезапно вскочил со своего оратория и в ярости начал бить всех, кто попадал ему под руку; он ударил даже своего родного брата, герцога Орлеанского". Как и летом, в лесу Ле-Ман, Карл хотел убить своего брата.

Но почему? Об этом нельзя сказать однозначно, если только не обвинить во всем Людовика, что и сделал мэтр Жан Пти пятнадцать лет спустя. Именно он передал слова несчастного Карла, сказанные им в разгар приступа: "Ради Бога! Выньте этот меч из моего сердца! Это делает со мной мой брат Орлеанский!". Король, добавляет Жан Пти, повторил эти слова, добавив: "Я должен его убить!", как бы говоря: "Если я его не убью, он непременно заставит меня умереть". Похоже, что в глубине души Карл верил, что брат хочет его смерти.

Но, это не то, что можно было написать, даже если добрые люди, любившие Карла и ненавидевшие Людовика, были твердо уверены, что король не ошибается, и не стеснялись об этом говорить. Поэтому Монах из Сен-Дени подверг свой рассказ цензуре, что не помешало ему быть откровенным. Послушаем его: "В конце концов разум короля покрылся таким густым мраком, что он совершенно забыл даже то, о чем должна была напоминать ему сама природа. Так, по странной и необъяснимой причуде он утверждал, что никогда не был женат и не имел детей; он даже забыл кем является и свой титул короля Франции, утверждая, что его не зовут Карлом. Когда он видел свои гербы или гербы королевы, выгравированные на золотой посуде или в других местах, он с яростью пытался их стереть".

А когда однажды королева Изабелла приблизилась к Карлу, «король оттолкнул ее, мягко сказав своим людям: "Что это за женщина, преследующая меня? Узнайте, не нуждается ли она в чем-нибудь, и избавьте меня, насколько сможете, от ее преследований и просьб, чтобы она не припадала к моим стопам"». Но Карл узнавал герцогиню Орлеанскую: "Он называл ее своей любимой сестрой и каждый день ездил к ней". Многие относились к этому с подозрением, утверждая, неправдоподобно по мнению Монаха из Сен-Дени, что "в Ломбардии, которая была родиной герцогини, яды и заклинания использовались чаще, чем в любой другой стране".

Далее Монах из Сен-Дени добавляет подробности: "Если он видел, что на витражах или на стенах выгравированы или нарисованы его герб и герб королевы, он пытался их стереть, приплясывая в бурлескной и неприличной манере. Он утверждал, что его зовут Жорж и что его герб — лев пронзенный мечом".

Рассказы Монаха из Сен-Дени подтверждают счета королевского двора. Король разбил золотую посуду с гербом, разбил витражи, сорвал занавеси и разорвал покрывало с вышитыми флер-де-лис. Его пришлось перешивать и чинить. Гобелены в спальне короля нужно было заменить, кресло в его ординарии — застелить другим покрывалом, а "банные простыни" и "расчудесные халаты", которые Карл разорвал на куски, — обновить. Все эти предметы, вызывавшие ярость больного, объединяло то, что они были помечены его гербом или были подарены ему братом Людовиком. С другой стороны, по тем же счетам двора, на костюмах Карла был вышиты гербы его невестки Валентины — галантность, которая была правилом в придворном мире и которая при других обстоятельствах никого бы не шокировала.

Таковы были поступки и слова Карла во время припадков, в его бреду, который, как и всякий бред, был выстроен в логическую последовательность, даже если он не имел связи с реальностью. В случае с Карлом VI все его фантазии легко расшифровываются, и вскоре обнаруживается центр, вокруг которого они вращались: Людовик, герцог Орлеанский, младший брат короля.

Страх и агрессия больного были направлены на брата. Карл хотел убить Людовика, потому что считал, что Людовик хочет убить его. Он разбил эмалированный золотой ханап, подаренный ему братом на Новый год (1396), как будто боялся что в нем яд.

Любовь и ненависть Карла к Людовику в смятенном сознании короля то и дело сменяли друг друга. Карл хотел убить брата, но в то же время желал с ним слиться. Он больше не Карл, муж Изабеллы, он — Людовик, супруг Валентины. Единственная женщина в мире, которую он хотел видеть каждый день, — это жена его брата.

Итак Карл больше не Карл и не король. Он больше не узнавал свой герб с флер-де-лис. Он говорил, что его зовут Жорж, а его герб — лев пронзенный мечом. Символическое послание, которое люди прошлого легко расшифровывали разными способами, как они привыкли и часто любили делать. Для нас же, блуждающих в этой чаще символики, утерявших понимание образов существовавших на протяжении веков, необходимо расшифровывать эти символы слово за словом, и все разнообразные и даже противоположные вещи, которые могут быть заключены в каждом из них.

Святой Георгий в конце XV века еще не был англичанином. Правда, король Англии, учреждая Орден Подвязки, посвятил его Святому Георгию, и вскоре, возведенный в ранг национального святого, Георгий станет прежде всего покровителем Англии. Пока же он являлся покровителем рыцарства, того великого братства по оружию, которое, как хорошо было известно Карлу, не имело ни границ, ни национальности. На геральдическом языке лев обозначает Англию только в том случае, если он "идет настороже", то есть повернут мордой к зрителю. При французском дворе того времени, как правило, говорили о леопардах Англии, а лев обозначал Фландрию. Однако в рукописях лев, стоящий на задних лапах с головой в профиль, также использовался для украшения заглавной буквы L, как в имени Людовик. В скульптуре, в живописи или на гобеленах Георгий всегда изображался в шлеме и доспехах, вооруженный копьем или мечом, которым он пронзает дракона, угрожающего деве. Это был чистый символ рыцарского идеала, который французское искусство вынуждено было модифицировать с конца XV века, чтобы Англия не присвоила себе все рыцарство. Таким образом покровителем рыцарей и национальным святым королевства стал Святой Михаил. Лишившись кудрявых волос и длинного ангельского одеяния, Михаил больше не изображался с весами, взвешивающими грехи людские, как на тимпанах романских церквей, но, вооруженным и в шлеме, и как, архангел из Бытия и Апокалипсиса, поражал дракона, пронзая его копьем или мечом.

В свете этого фантазии Карла VI могут показаться нам не такими уж непонятными. Карл отверг свое имя, свой герб и свой титул, что являлось отрицание своей идентичности и личности, которое, по-видимому, являлось неотъемлемым компонентом его психического заболевания. Он отверг флер-де-лис, очень миролюбивый символ королевского дома Франции. Он хотел быть величественным королем, Святым Георгием мечом пронзающим льва. Он хотел быть добрым рыцарем, скачущим галопом, размахивающим мечом и убивающим… Именно таким Карл хотел быть при Роозбеке, пронзающим льва Фландрии. Его посещали воспоминания о славных днях,