– Дура, – хмуро отвечал он.

– Пашто ты меня гонис ночью?

– Я устаю днём.

– Ты меня больсе не люпишь? – с глазами, полными слёз, выпытывала она.

– Отстань. Мне сейчас не до тебя… – отмахивался он от неё, как от комара.

Ченка отставала, но всё равно целыми днями думала только об их отношениях, но так и не могла понять. Не могла, потому что многого не знала. Не понимала, что прежде относился он к ней с лаской и вниманием только лишь для своей похоти, а может быть, из чувства благодарности за то, что она дважды спасала ему жизнь. И самое главное – не любит её и никогда не любил. И не нужна она ему вместе с дочерью, так как у него теперь совершенно другие планы. И думает он не том, как сделать Ченку счастливой, а как поплотнее набить свои сумы и поскорее покинуть эту страшную страну – Сибирь.

Так Дмитрий думает не только о Ченке, а обо всей семье эвенков. Даже Загбой – лишний рот. Не лучше ли отправить их назад, на север, пока его не накрыла рука возмездия?

«Но как это сделать? Просто выгнать с прииска? Не хватает совести. Всё-таки несколько раз спасали от смерти, благополучно переправили груз. Опять придумать какую-нибудь хитрость, обмануть? Сказать, что через два года встретимся там, на Великом Сибирском плоскогорье. Но поверят ли? Загбой и так что-то косится, видно, что-то подозревает… – думает Дмитрий. – Да и где он теперь, этот леший? Десятые сутки, как по тайге мотается. И оленей увёл с собой. Говорит, что поехал зверя добывать. Врёт, сволочь тунгусская. Братьям Вороховым помогает, перевозит скарб на новое место. Где-то сейчас залягут, обоснуются, опять золото мыть будут. Эти чалдоны свое дело знают, не то что я, дурак! И избы пожгли, и лабаза – всё подчистую! Ушли, как на крыльях улетели! Даже никаких следов не оставили. Да-а, мастера, следопыты! Ну, тут, наверное, без тунгуса не обошлось. И Лиза – его рук дело. Точно его! Только он может из-под носа человека выкрасть, так как тайгу прекрасно знает – дом родной. Ах, Лиза! Ягодка лесная! Как плохо, что ты мне не досталась… Где же теперь тебя искать-то, в этом безбрежном океане гор?..» – Дмитрий уныло качал головой и с тоской смотрел на дымчатые гольцы…

Из-под кедра вскочил Князь, навострил уши, вытянул хвост. Острый взгляд утонул в вечерних сумерках. Дмитрий встал на ноги, отошёл от костра – теперь у него появились враги, ходи по тайге да оглядывайся, – взял в руки ружье и встал за толстый ствол дерева.

Кобель недолго нюхтил воздух, через минуту присел на место – почувствовал знакомый запах. Идут свои. Через несколько секунд к нему подкатились два пёстрых шара. Выдержав ритуальный этикет приветствия, – облобызались языками, принюхались – Чирва и Илкун подскочили к Ченке, закрутились у ног хозяйки, выпрашивая какую-либо подачку. Та не заставила себя долго ждать, достала из турсука косточки, бросила собакам.

Где-то в глубине леса едва слышно заговорил колокольчик. Успокоившись, Дмитрий повесил ружьё, вернулся к костру. Три казака – охрана Дмитрия – и приказчик вопросительно приподняли головы.

– Что это? – спросил Мукосеев.

– Отец етет, – ответила за мужа Ченка и, не поднимая головы, добавила: – Карашо путет носью. Загбой мясо везёт.

– Ты откуда знаешь?

– Как не знать? Пустой олень пыстро хоти, сразу за собаками. А тут толго. Собаки, отнако, тавно тут, а учаг во-о-он гте!

Слова Ченки подтвердились. Через минуту от реки по тропе на своем верховике выехал Загбой и, в удивлении приподняв голову, натянул повод:

– Ча!

Олень послушно остановился. За ним замерли остальные шесть верховиков. Эвенк с удивлением смотрел вокруг, не узнал местность. За его отсутствие выстроились два новых, больших барака. Тайга отступила на добрую сотню метров, оставив после себя смолистые разномастные пеньки. В какой-то момент засомневался, туда ли приехал? Но увидел свой чум, у костров знакомые лица, услышал голоса, поехал дальше.

Ченка вышла навстречу, приняла из его рук повод. Загбой спешился, нерешительно подошёл к костру, рассеянно осмотрелся вокруг, тихо спросил:

– Эко! Туда ли ехал? Пыла тайга, нет тайга! Не пыло чума русских, есть чум русских! Эко, тиво! Как мозно?

– Будешь долго пропадать, вообще места не узнаешь. – усмехнулся Дмитрий и с интересом спросил: – Где был, бродяга? Чем котомки завьючены?

Загбой неторопливо присел к костру и, как и подобает опытному охотнику, долго молчал, подбирал слова и одновременно набивал трубку. Так прошло минут пять. Чувствуя, что терпение русских на исходе, наконец-то пыхнул трубкой и степенно заговорил:

– Хотил, отнако, на Упырь. Место смотрел, корм, – равнодушно махнул он рукой куда-то вверх по Туманихе. – Далеко ехал, три день. Кыргыз Мухой встречал, толго разговаривал, день и ночь. Он на коне, с женой. Сам етет, баба безит сзати. Язык венки сапсем не знат. Толго объяснял, где меня мозно найти. Тружили, отнако. Говорил, в месяц листопада приетет, бутем тумай, как сополь-пелка промышлять. Ночью жену тавал. Кароший баба, сладкий, тёплый, как молоко оленя. Тобрый кыргыз Мухой. Труг, отнако, путет.

Рассказывает Загбой о своих похождениях, но всё крутит вокруг да около. Старается казаться хладнокровным, выдержанным, но по бегающим глазкам Дмитрий видит, что эвенк что-то недоговаривает, пытается скрыть правду. А что? Оно и так понятно, что не только с бабой Мухоя кувыркался и точно знает, где братья Вороховы приткнулись.

«Только что теперь Вороховы? Пусть живут себе до поры до времени. Здесь, на Туманихе, дел по горло. Вот только лишь бы пуля в голову из кустов не прилетела, – с тревогой думает Дмитрий. – Но нет, не прилетит, пока Загбой со мной. Он не позволит, как бы этого ни хотели братья. А это значит, эвена надо держать подле себя, как заслон, прикидываться, что всё хорошо, поддерживать с Загбоем и Ченкой хорошие отношения. Тем более что он нужен как хороший охотник, потому что прииск надо кормить, не возить же сюда из посёлка тушёнку! Так и выгоднее, и дешевле. И пушнина не лишняя. Ну, а там дальше видно будет, как жить».

Загбой перебил мысли:

– Тима! Однако, спирт тавай. Загбой сокжой стрелял, мясо топыл. Латно ли делал?

– Ладно, – повеселел Дмитрий и кивнул Мукосееву. – Илья! Налей кормильцу в кружку. Заработал… Да мужикам скажи, пусть мясо помогут переложить, а то Ченка одна надрывается…

Приказчик пошёл выполнять поручение, а Дмитрий, тихо, так чтобы не слышали казаки, спросил у Загбоя:

– Куда Вороховы ушли?

Эвенк наигранно выпучил глаза, сделал вид, что удивился. Однако это у него получилось более чем забавно, так как, возможно, он врал первый раз в своей жизни.

– Моя не знай. Тайга пальшой, мозет туда, – показал на восток, – или туда… – махнул на юг. – Мой не видел. Голец хотил, сокжой стрелял…

«Сейчас не скажет. Надо потом с одним поговорить, по-доброму, или подпоить. Ну а сейчас хоть направление верное узнал», – подумал купец, логично понимая, что эвенк показал во всех неправильных направлениях, кроме одного верного – вверх по Туманихе. Значит, братья Вороховы где-то там.