Я не мог втягивать его в это. Не хотел говорить, что он чуть не потерял своего последнего сына.

— Амеранд, — прошептал он. — Пожалуйста.

Моя решимость через секунду поколебалась. Я кивнул, и мы перешли на середину двора, где нас окружал гул голосов. Один из парадоксов жизни под наблюдением. Самое уединённое место — среди толпы.

Я приглядывался к изменчивой массе людей, к одетым в лохмотья незнакомцам, которые были для меня такой же семьёй, как когда-то кровная родня. Мы все прошли путь от тюрьмы до ловушки. Все пытались спастись, бежать или освободить самых дорогих нам людей.

Всеобщий провал.

Очень тихо я поведал своему отцу, что случилось и что я узнал.

Он качнулся, и я положил руку ему на плечо. Он не смотрел на меня. Лицо его оставалось каменным, лишь одна-единственная слеза скатилась по его щеке.

— Мне следовало знать, — прохрипел он. — Правда, мне следовало знать.

— Узнать было неоткуда, — пробормотал я.

— Это она заставила нас сесть на корабль, она забрала нас с Обливиона, — сказал он. И по-прежнему не смотрел на меня. Как будто утратил способность двигаться. — Я никогда не спрашивал, как ей удалось, но она спасла наши жизни. И потом, это была её идея — устроить тебя в службу безопасности. Она не смогла спасти твоих братьев, но собиралась спасти тебя, даже если… если… — Его голос осёкся.

Я пытался воскресить воспоминания о матери. Хоть какие-нибудь. Ничего. Ничего. Лишь чернота пустого тоннеля. Прошлое покинуло меня.

— Иди к праведникам, — сказал я отцу. — Попроси убежища. Они заберут тебя отсюда.

Он повернул голову, поднял на меня глаза:

— Почему?

— Потому что я собираюсь заставить Кровавый род заплатить за то, что он сделал с нами, — произнёс я.

Минуту мы стояли так, мой отец и я, глядя друг на друга, видя самую глубину друг друга, видя черноту тоннелей, прошлое и будущее, растворившиеся в тенях.

Отец медленно покачал головой.

— Делай что должен, — сказал он. — Меня не используют против тебя.

Я кивнул. Он избрал свой конец так же, как я избрал мой. Мы оба будем свободны.

Я сжал его плечо. Потом повернулся, пошёл прочь и потерялся в толпе.

— Что они сделали с ней, Тереза? — спросил Виджей.

Я стояла, прислонившись к стене, рядом с изолятором. Бригада доктора Гвин внесла Сири внутрь и захлопнула дверь прямо перед моим носом. Виджей отказался от любого лечения, и ему всего лишь наложили временную повязку, чтобы зафиксировать сломанный локоть, а потом он всю дорогу бежал рядом со мной. Когда мы добрались до базы, мне пришлось приказать ему отправиться с сестрой и заменить повязку на постоянную. Сейчас он снова вернулся, с лицом побелевшим от боли и с рукой в гипсе.

— Что, чёрт побери, они сделали с ней? — спросил он снова, угрожающе нависнув надо мной.

— Гвин разберётся.

Голова по-прежнему кружилась. Я ничего так сильно не хотела, как прислониться к стене и чтобы меня стошнило. Но не могла. Как обычно бывает, на нас уставились все: и соларианцы, и эразмианцы.

— Виджей, — сказала я, чтобы привлечь его внимание к себе и отвлечь от двери изолятора. — Что тебе удалось узнать в порту?

Он моргнул, будто не понял вопроса, потом провёл ладонью по голому черепу.

— Тупик, Тереза. Они грузили исключительно воду.

— Уверен?

Он выдернул перчатки из кармана и протянул их мне.

— Можешь проверить, если не веришь мне.

В другое время я бы сделала ему выговор, но увидела выражение муки на его изрядно помятом лице. Он снова повернулся и посмотрел на дверь палаты:

— С ней обязательно всё будет хорошо, Тереза.

— Обязательно. Если Гвин ничем не сможет помочь ей здесь, мы отправим Сири обратно на Землю. Мисао лично проследит за тем, чтобы она получила всё, в чём нуждается.

Он вяло кивнул:

— Могу я остаться здесь ненадолго? Ну, понимаешь, пока хоть что-нибудь прояснится?

Виджей совершенно вышел из своего образа. Я согласно кивнула, и он тяжело привалился к стене. Я вертела в руках его перчатки и старалась не думать. Старалась просто ждать. Ответ на многие вопросы находился в изоляторе. Внутри Сири.

Сири была причастна к этой жуткой тайне гораздо больше, чем я могла осмыслить.

Тянулось время. Не знаю, сколько прошло. Болели ноги. Урчал желудок. Виджей ничего не говорил. Всё, что я была в состоянии делать, — сидеть и думать одну-единственную мысль, которая уже протёрла болезненную дыру в моём мозге.

Сири была во многом права. Права даже в том, что звучало так безумно.

В чём ещё она была права?

— Виджей? — тихо позвала я.

Он повернул ко мне своё искажённое отчаянием лицо.

— Как Бьянка нашла меня?

— Что?

— Когда меня… удерживали восставшие. Как она нашла меня? Сири… Сири сказала, что я не имею представления о том, что Бьянка сделала ради меня.

Он готовился солгать. Я видела это, несмотря на все изменения, которые произвели с его лицом хирурги.

И могу сказать, что в последнюю секунду он изменил своё решение.

— У неё был знакомый в узком кругу приближённых к власти. У неё был корабль, предназначенный для полётов на небольшие расстояния.

— Она пытала этого человека, Тереза. А когда он дал ей ответ на вопрос, убила его.

«Нет».

— Но это не сработало. Ответ был неверный. Он сказал ей то, что она хотела услышать, чтобы заставить её прекратить пытки.

«Нет. Нет. Невозможно».

— Мисао так никогда и не узнал, — сказал Виджей. — Знал я. Знала Сири. Мы не рассказывали тебе. Ты прошла через такие мучения и думала — верила, — что она спасла тебя. Сири прикрывала её. Она сказала… сказала, что Бьянка знала: это была ошибка. Бьянка слишком сильно разгневалась и слишком сильно испугалась. Сказала, что все мы допускаем ошибки, а она сделала это во благо: чтобы спасти твою жизнь. А мы в конце концов нашли тебя, и остальное было не важно…

Я зажмурилась.

— Стоп, — шепнула я. — Пожалуйста, не продолжай.

Виджей обратил свой взгляд на дверь изолятора.

— Я знал, что ты спросишь, — сказал он. — Сири так не думала, но ты всегда была такой же, как Бьянка. Ни одна из вас не оставила бы это без внимания.

— Сколько времени? — спросила я. — Сколько времени прошло между тем… тем, что она сделала, и тем днём, когда вы нашли меня?

— Несколько недель.