Справа захлопали крылья, Косточкин глянул. С крыши железной голубятни взлетали белые голуби. И гонял их человек в рясе, с длинной бородой. Зрелище белых птиц, трепещущих в синем солнечном небе, было необыкновенным, ослепительным. Косточкин тут же вытащил фотоаппарат.

Неужели эти кадры не получатся?.. Он наделал тут уйму фотографий.

Косточкин спустился с горы и сразу увидел на небольшой стоянке напротив красной башни оранжевый автомобиль. Субмарину.

— Уф, я думала, тебя… вас свинтили, — сказала Яна.

— Кто? И за что?

— Да ни за что, просто так, — с улыбкой отвечала она, протягивая ему шапку. — Садитесь же.

Помешкав, он сел рядом.

— Ничего, разумеется, страшного, но оно вам надо? Выяснять личность и тэ пэ.

Косточкин усмехнулся.

— Признаться, не ожидал… таких шпионских страстей.

— Вы им не понравились. Этого достаточно. Куда довезти? На вокзал?

Косточкин думал мгновение и покачал головой.

— Нет, — ответил он. — В такую погоду я не могу уехать. Все время был смог… И вдруг… Ого…

— Ну для смога тут мало предприятий все же. Это был не смог, а туман. Значит, хотите еще поснимать?

— Хочу, — ответил он.

— Несмотря на сбитый фокус?..

— Это эксперимент своего рода, — пробормотал он смущенно.

— Все в порядке, — ответила она. — Мы уже позвали местного фотографа.

Косточкин сокрушенно и растерянно взглянул на нее.

— Извините…

— Ничего страшного. Техника есть техника.

— Если бы не зрение, можно было… Это началось после армии уже, падение зрения. Боюсь, придется нацепить очки.

— Можно обойтись линзами. Куда вас подвезти?

— Да я не знаю… Ну к башне…

— Веселухе? — догадалась она.

Он удивленно взглянул на Яну и кивнул. Автомобиль уже ехал.

— Но поразительная перемена… Словно крепость штурмом одолело воинство света, — говорил он, глядя по сторонам, задерживая взгляд на тонком профиле девушки и думая, что главная-то новость — это она.

Яна быстро взглянула на него.

— Поклонник этого белоруса?

— Какого?

— Да что поет как раз… Ляписа Трубецкого.

— Трубецкого?.. Да нет. Давно уже охладел к отечественному року. Что за песня-то?

— Ну про воинство света… баррикады и молот в крепкой руке.

— А, что-то мне про это Вася Фуджи толковал, да. Он анархист…

— А вы?

— Свадебный фотограф, — ответил Косточкин, разводя руками.

Яна засмеялась.

— Звучит, как философ-гегельянец или кто там еще.

— Фотограф по роду занятий уже созерцатель.

— То есть — человек над схваткой? — живо блестя глазами, спросила Яна.

— Только так фотограф и способен оставаться объективным. Ибо объектив в его руках.

— Ой, ну это уже сказки какие-то корпоративные, замшелые, — отозвалась она и поморщилась.

— А чем занимаетесь вы? — решил перейти в небольшое наступление Косточкин.

— В свободное время или вообще?

— Вообще.

— Моделирую… — тут она озорно взглянула на Косточкина, — наряды. А вы подумали, революционные ситуации?

— У меня отец дизайнер.

— Ну определенно — родство душ! — воскликнула она беспечно и рассмеялась, но, словно спохватившись, добавила поспешно: — Так и надо выбирать свадебного фотографа.

— И модель, — подыграл он.

— Но в данном случае выбор был за мной, — сказала она холодновато.

— Спасибо, польщен, — ответил Косточкин. — Надеюсь, не замените меня вообще тем местным фотографом?..

Автомобиль проехал по узкой крутой улочке и свернул к разваленному кирпичному дому среди деревьев и даже с высокой зеленой туей.

— Вот там за руиной и Веселуха, — сказала Яна.

Косточкин присматривался сквозь лобовое стекло.

— С шатровой крышей? — спросил он.

— Ну да.

— Хм, а была без крыши… Меня и преследует в последнее время такое впечатление…

— Какое?

— Чего-то двоящегося. Раздвоение сознания. Как будто я фотографирую сразу в двух местах. А?

— Так у вас не просто путешествие, а трип?

— Порой так мне и кажется. Хотя оставил уже эту детскую забаву. А вы?..

— Не слишком ли много вопросов для свадебного фотографа?

Косточкин смутился. В самом деле, ему было слишком хорошо и легко с этой девушкой, как будто сто лет знакомы. Он посерьезнел и снова с преувеличенным вниманием посмотрел на башню за громадными тополями.

— Так это, кажется, и не Веселуха вовсе.

— Да? А что же? Пизанская башня?

— Не знаю, запамятовал название… Но мне уже все объяснили. Аркадий Сергеевич растолковал. Что это ошибочное именование. Настоящая Веселуха не здесь.

— А где?

— Где-то…

Яна засмеялась.

— Такое у меня тоже впечатление, что где-то — ох, далеко… Не в этом даже городе. Это скажете?

Косточкин смотрел на нее.

Зазвучали позывные ее мобильника: веселая флейта. «Кажется, Моцарт», — догадывался Косточкин. Она быстро отвечала. Косточкин понимал, что пора уже и честь знать, выметаться из автомобиля и топать к той Веселухе, в которой он потерпел крушение. И… оставался безвольно на месте. Уходить никуда не хотелось. И фотографировать расхотелось, хотя и погода установилась…

— Извините, — сказала она, закончив. — Сейчас начнут собираться гости.

— Конечно, да, — отозвался Косточкин, берясь за ручку дверцы.

— Нет, стойте, — сказала она. — Все-таки я довезу вас до настоящей Веселухи… Или не довезу? — спросила она, немного растерянно улыбаясь. — Как-то реальность делается ускользающей от ваших сомнений, вопросов и реплик.

— Ну, если вам по пути, — ответил Косточкин, радуясь отсрочке.

Яна попробовала развернуться и застряла в снегу. Пришлось Косточкину выходить и толкать автомобиль, «пыжика» или субмарину. Несмотря на небольшие размеры, автомобиль оказался тяжелым. Косточкин пыхтел, упираясь, но колеса только буксовали. Шедший по улице вверх мужчина в синей куртке и ярко-желтой большой вязаной шапке с помпоном свернул к ним и взялся помогать. Наконец автомобиль выехал.

— Спасибо, — благодарил его Косточкин.

— Всегда пожалуйста, — отвечал тот, шмыгая покрасневшим носом, отрясая перчатки от липкого снега в копоти с капота.