Лес Энтони немедленно доставил другую машину Джона – белую «макси», предложив свои услуги. Но Йоко и слышать об этом не хотела. Так что Джону снова пришлось заняться «мужским делом» и двинуться с семьей дальше – в Эдинбург. Кроме того, Йоко потребовала, чтобы по дороге они останавливались в самых захудалых заведениях, чтобы не быть узнанными.

Худо ли, бедно ли, пребывая в постоянном напряжении и стремясь всеми силами сконцентрироваться на дороге, Джон смог добраться с семьей до фермы Берта и Матер, расположенной близ деревушки Сангобег. Здесь их уже встречали товарищ по детским играм, двоюродный брат Стенли Парке и его очаровательная жена Дженет. Джон вроде бы мог расслабиться, но не тут-то было. Разве Йоко могла снизойти до этих простолюдинов? Она сделала непроницаемое лицо и погрузилась в себя. "Йоко сидела в углу и едва раскрывала рот, – жаловался Стенли. – Из нее невозможно было вытянуть ни слова. Никому в семье она не понравилась. Когда Джон взял ее с собой в паб, где хотел повстречаться с теми, кого знал с детства, ребята сказали, что она выглядела, словно «привидение». А ее дочка, рано созревшее отродье, это был просто ужас! Она совершенно застращала Джулиана. Моя мать подошла к Йоко и сказала: «Вы не должны позволять своему маленькому монстру так подавлять Джулиана».

Контраст между детьми был поразительным. Речью Киоко напоминала взрослую женщину, а ее поведение было столь же властным, как и у матери. Джулиан же был грустным и молчаливым, как рыба. Одному фотографу из Эдинбурга удалось сделать замечательную семейную фотографию

Леннонов с детьми, одетыми в кильт, на которой Джулиан с лицом, лишенным всякого выражения, сидит перед своим бородатым отцом и смотрит в сторону от камеры – бесстрастный шестилетний ребенок. А перед Йоко устроилась шестилетняя Киоко, нацелив в объектив свои убийственные черные глаза.

1 июля тетя посоветовала Джону показать Йоко самое живописное место в округе, покрытую льдом бухту необыкновенной красоты. Стенли объяснил Джону, что к бухте ведет узкая односторонняя дорога, расширяющаяся каждые шестьдесят ярдов, чтобы встречные машины могли разминуться. Джон усадил Джулиана рядом, а Йоко с дочерью устроились на заднем сиденье. Объехав вокруг Лох Эриболла, глубоководного порта, окруженного голыми холмами, они приближались к цели своего путешествия, следуя вдоль побережья, когда внезапно Джон увидел машину, которая ехала навстречу. Оба автомобиля ехали медленно, видимость была превосходной, но Леннон вдруг запаниковал. Он поднял вверх руки, словно на него напал столбняк. Белый «макси» загремел в кювет, так что никто в машине не смог избежать ударов о приборную доску, лобовое стекло и боковые дверцы.

Вспоминая о том, что тогда произошло, Йоко неизменно приходила в бешенство: Джону удалось вылезти из машины через переднюю дверцу и вытащить Джулиана. Убедившись, что у него нет серьезных повреждений, он схватил мальчика в охапку и начал плясать, точно взбесившийся тролль. «Мы живы! Мы живы!» – весело распевал он, в то время как оглушенная Йоко с окровавленным лицом корчилась от боли, слыша рядом с собой крики дочери. Она была в ярости от того, что Джон не вспомнил о ней в этот миг. Ей не дано было понять, какое облегчение испытывал Джон. Он понял, что ему никогда больше не придется вести машину.

Встречный автомобилист отвез Леннонов в Лоусонскую больницу, где врач-хирург зашил раны и сделал рентген. Больше всех пострадала Йоко. Ей наложили четырнадцать швов на лице, а так как она вновь была беременна, ее осмотрели особенно тщательно, но пришли к заключению, что ребенок не пострадал. Киоко отделалась четырьмя швами на губе, а Джон – семнадцатью на голове. Джулиан был всего лишь в легком шоке, и вскоре его выпустили, поручив заботам тетки Джона, тогда как все остальные пробыли под наблюдением в больнице еще целых пять дней.

Как только до Синтии дошло известие об аварии, она бросилась за сыном в сопровождении Питера Брауна. Синтия забрала Джулиана у Матер, не сказав Джону и Йоко ни слова.

Когда Леннонам разрешили покинуть больницу, они вернулись домой на вертолете. По прибытии Иоко слегла. А еще через несколько дней покореженную «макси» доставили на территорию имения. Позднее Иоко пришла идея водрузить останки машины на бетонный постамент, возведенный перед окнами гостиной, чтобы каждый раз, глядя из окна, они могли возблагодарить небо за то, что остались живы.

Сразу по возвращении Джону было необходимо срочно появиться в студии, где «Битлз» уже работали над записью «Abbey Road»155. Джону не улыбалась перспектива снова сесть за работу вместе с Полом, но, начиная с этого диска, в силу вступала новая ставка процентных отчислений, и на кону оказались очень большие деньги. Несмотря на то что врачи предписали Иоко лежать, пока не прекратятся боли в спине, она настояла на том, чтобы присутствовать во время сеансов звукозаписи. В назначенный день в студию на Эбби-роуд доставили огромную кровать, на которой в течение двух недель с комфортом располагалась Йоко. Она читала, вязала, спала и в то же время неустанно следила за Джоном. Тем временем «Битлз» и Джордж Мартин нередко засиживались до четырех утра. Результатом этих высокопрофессиональных усилий стал высокопрофессиональный альбом.

Появление «Abbey Road» подчеркнуло добровольный отказ «Битлз» от прежнего курса, когда группа старалась во всем придерживаться золотой середины, ибо на этот раз Пол поставил цель создать, по выражению Джона, «высоко-классный продукт, чтобы поддержать миф». Сторона "Б" этого альбома, являющаяся по сути длинным попурри, мастером на которые всегда был Пол, включает в себя песни, которые «Битлз» начинали сочинять и оставляли незаконченными. Джон был не в восторге от такого решения, сетуя на то, что «эти куски не имеют между собой ничего общего, ни одной связующей ниточки, за исключением того, что мы просто соединили их вместе». Вообще-то все эти вещи объединяло одно – чувство ностальгии. То была ностальгия по музыкальным комедиям сороковых годов, когда «Битлз» были еще детьми. Отчасти это объяснялось появлением новой культуры, пропитанной ностальгическими тенденциями поп-арта, отчасти – глубокой привязанностью Пола Маккартни к образности того, прежнего шоу-бизнеса. Результатом этих глубинных процессов стало зарождение следующего крупного направления в развитии поп-музыки под названием глэм-рок.

Благодаря «Abbey Road» им удалось достичь поставленной цели и создать впечатление, что с ними все в полном порядке. Однако кризис, который уже давно назрел, должен был вот-вот разразиться. Однажды вечером, вместо того чтобы отправиться в студию. Пол предпочел остаться дома и поужинать при свечах в обществе Линды. Когда Джон понял, что записи не будет и что он приехал напрасно, его обуяла дикая ярость. Он примчался к дому Пола, перелез через забор, ворвался в гостиную и сорвал со стены висевшую на ней картину, которую будучи еще студентом художественного колледжа сам нарисовал и подарил Полу много лет назад. На глазах у изумленных Пола и Линды Джон ударом ноги распорол самую середину холста.

В один из сентябрьских вечеров 1969 года Джон Леннон поднял телефонную трубку у себя в кабинете и услышал голос молодого канадского промоутера, который принялся рассказывать ему о предстоящем большом концерте с участием Чака Берри, Фэтса Домино, Джина Винсента, Бо Дидли и Литтл Ричарда. Услышав имена этих людей, Леннон неожиданно заметил: «Мы сможем присутствовать, но только при условии, что нам дадут сыграть». Сыграть! Самое большее, на что рассчитывал промоутер, так это на присутствие Джона. Неужели «Битлз», которые не выступали на публике уже три года, согласятся сыграть на фестивале «Рок и Возрождение» в Торонто? Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. И в следующий миг промоутер услышал, как Леннон приказал своим сотрудникам: «Соедините меня с Джорджем... И разыщите Клэптона!» Затем Джон объяснил, что намерен приехать вместе с Йоко и группой, составленной из звезд, и что у него очень мало времени, ведь до концерта оставалось меньше тридцати шести часов.