Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отношение снизилось после того, как Великое замедление производительности привело к замедлению роста заработной платы, что в какой-то мере объясняет относительно низкую занятость на протяжении почти всего периода с 1979 по 2008 год (1995–1996 годы с нормальной занятостью полностью соответствуют нормальному уровню отношения заработной платы к богатству; сильные колебания в конце 1990-х годов и в середине 2000-х годов объясняются интернет-бумом и строительным бумом). Но если мы добавим в отношение заработной платы и богатства еще и социальное «богатство», значительно увеличив знаменатель, мы сможем объяснить примерно половину различия между высокими уровнями занятости в послекризисные 2011–2012 годы, когда бум уже завершился, и уровнем в 1995–1996 годы.
Другой пример связи между социальными выплатами и занятостью касается спроса на труд. Если правительство финансирует будущий взрывной рост социальных выплат в основном за счет увеличения государственного долга и последующего увеличения налогов для обслуживания этого долга (именно так работают государственные финансы), результатом будет ожидание роста процентных ставок в будущем и даже в настоящем, а также, возможно, увеличение в какой-то момент ставок налогов для бизнеса. Даже сегодня, когда обладатели сбережений готовы ссужать средства по низким процентным ставкам, поскольку они уже не ждут резкого прироста потребления в будущем, эти ожидания могут сказываться на биржевых котировках и оценке деловых активов, которую должны производить компании, — оценке заводов, сотрудников и иностранных потребителей[202].
Это влияние на занятость, оказываемое новыми социальными выплатами, зависит от того, что можно с равным успехом назвать как «греческой», так и «американской болезнью». «Здравый» ответ со стороны налогово-бюджетной политики заключался бы в объявлении периода увеличения поступлений, который ведет к сокращению государственного долга, уменьшающему частное богатство людей на ту величину, на которую новые социальные выплаты увеличивают их социальное богатство. Таким образом, правительство могло бы «нейтрализовать» влияние богатства на занятость, что впервые было предложено в работе Фелпса «Налоговая нейтральность по отношению к экономическому росту». Однако при президенте Джордже Буше-младшем правительство, согласившись в 2001 и 2003 году провести снижение налогов, двинулось в другом направлении. В своей колонке «Неубедительные аргументы в пользу снижения налогов», вышедшей в феврале 2001 года, автор этих строк высказал возражение:
Снижение налогов будет иметь тяжелые последствия — либо в виде сокращения государственных услуг, либо в виде еще большего увеличения государственного долга Поэтому идея снижения налогов уязвима для критики. Так, хотя сокращение налогов, проведенное Бушем, будет постоянным, его эффективность [в увеличении предложения рабочей силы] — постоянной не будет. Со временем стимулирующее влияние будет постепенно ослабевать, а структурное повышение занятости исчезнет, когда рабочие и менеджеры станут богаче благодаря более высокой заработной плате после уплаты налогов Если не произойдет сокращения государственных услуг, ставки налогов рано или поздно придется увеличить, чтобы справиться с возросшим государственным долгом. [И], насколько нам известно, ситуация в стране в будущем может с равной степенью вероятности измениться как в лучшую, так и в худшую сторону Экономическая политика Буша поворачивается спиной к традиционному для американцев желанию передать следующему поколению страну в состоянии, лучшем, чем то, в котором они ее получили. В [1950-х годах и] 1960-х годах это стремление к улучшению выражалось в политике достаточно высоких налоговых ставок, позволяющих оплачивать государственный долг и готовить возможность резкого сокращения налоговых ставок в будущем. Крен Вашингтона в сторону значительного сокращения налогов и даже к большому увеличению расходов выглядит глубинным и достаточно тревожным сдвигом в экономической философии.
Конечно, нет ничего удивительного в том, что законодатели позволяют налогам отставать от социальных выплат. Если бы при введении нового социального пособия им пришлось слишком сильно повысить налоги, такое пособие, вероятно, не получило бы достаточного числа голосов и просто не было бы принято. Снижая налоги, они как будто показывают, что, по мнению экспертов, будущее увеличение налогов не является чем-то необходимым: так может объясняться низкое налогообложение.
Здесь, наконец, в игру вступают инновации. Мы уже отмечали то, что колосс социальных расходов уменьшает роль рынка, ослабляя стимулы людей к тому, чтобы больше зарабатывать; это происходит вследствие более высоких ставок налогов (без увеличения богатства) либо создания большего богатства (с небольшим увеличением налога или без оного). Это, в свою очередь, ослабляет стимулы рыночных предприятий к инновационной деятельности. Как сказал бы Смит, уровень инноваций ограничивается размером рынка. Если, например, каждый работает 30 часов в неделю, а не 40, запас инноваций будет расти медленнее, так же, как и основной капитал.
Побочным результатом значительного увеличения деятельности и размера государственного сектора в Америке стала потребность в более высоких налогах. Похоже, был заключен политический договор, согласно которому верхняя половина получателей дохода предлагает бедным следующее: «мы возьмем на себя вашу часть налогов, если вы согласитесь с тем, что мы будем решать за вас, какое именно образование вы будете получать, какова будет ваша доля в государственных программах и т. д.». Результатом является неприятие государственных расходов на образование и инфраструктуру: с какой стати семья налогоплательщиков будет поддерживать детское музыкальное образование, если налогоплательщикам надо платить за своих двух детей и детей семьи, которая не платит налоги? В действительности, нижняя половина соглашается с урезанным государственным сектором в обмен на сокращение, пусть и иллюзорное, неравенства в полученных доходах.