Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И Чубайс рассказал, как в свое время сильный экономист и их сотоварищ Виталий Найшуль предложил проект ваучерной приватизации. И они с Гайдаром этот проект разгромили (так что ваучер, повторяю, – совсем не выдумка Чубайса, хотя все уверены именно в этом!), «не оставив от него камня на камне. И вот спустя несколько лет Гайдар вдруг предлагает взяться за проект, который мы сами же раскритиковали в пух и прах! Хорошо известно, что в мировой экономической мысли нет проблемы приватизации…это вопрос технологический и политический, а не научный…»
Тут видно, что еще недавно вопрос о политических аспектах для этих сильных экономистов не стоял – они занимались наукой! Но Гайдар уже готовил общий план действий – на тот случай, если придется взять в руки бразды управления всей экономической реформой.
Это очень важная вещь – заранее обдумывать, что конкретно делать будешь в случае чего…
А в Советском Союзе почти никто ничего этого не обдумывал. Умные, либерально настроенные люди, которым давно осточертела советская власть, собирались на кухнях и очень аргументированно ее критиковали. Но что именно они будут делать, если удастся ее победить, – об этом не говорили и не думали.
Потому, в первую очередь, что не верили, что она в самом деле когда-нибудь рухнет. И только пили стопку за стопкой «за успех нашего безнадежного дела». И неверие это потом откликнулось – большими трудностями в установлении настоящих демократических порядков.
Но пока вернемся к разговору Гайдара с Чубайсом осенью 1991 года.
«…Кроме того, мы оба прекрасно сознавали, что история такая…“антинародная”… Перспектива стать пугалом для миллионов граждан мне не слишком улыбалась. Поэтому открытым текстом сказал: “Егор, после этого я на десятилетия вперед превращусь в самое ненавидимое существо на свете! Ясно как божий день”. Гайдар ответил столь же прямо: “Но и ты пойми, Толя… создание института частной собственности в стране – ключ, сердцевина”. Спорить с таким аргументом смысла не имело, я согласился с Егором: надо – значит надо».
Что такое частная собственность – каждый советский ребенок знал с детства по стихам Маршака:
Мистер Твистер,
Бывший министр,
Мистер Твистер – миллионер,
Владелец заводов,
Судов,
Пароходов,
Решил прокатиться
В СССР…
Все родившиеся в СССР дети с пеленок знали, что нет ничего гаже, чем быть владельцем заводов, судов, пароходов – такой человек автоматически считался у нас мерзавцем. Например, таким, как мистер Твистер, который «не любит цветного народа» и не может поселиться в гостинице, в которой живет хоть один темнокожий или желтолицый.
(Сейчас такие расисты, ненавидящие «черных» – так они называют вовсе не темнокожих, а черноволосых, – тоже встречаются. И не в Америке, а как раз в России. И при этом они не владеют ни заводами, ни пароходами. И, может быть, это их особенно злит и заставляет кидаться на «черных» с ножом в руках. И потом проводить полжизни за решеткой.)
Дети, воспитанные на звонких стихах Маршака, выросли. А тут как раз Гайдар с Чубайсом задумали возвращать в Россию частную собственность. Так почему эти бывшие советские дети должны были взять да полюбить российского Мистера Твистера?
Читатель этой книжки уже знает, что в Советском Союзе был довольно обширный слой – «новый класс», или «номенклатура», – которые жили почти как мистер Твистер, хотя и безо всякой частной собственности. Просто потому, что они пользовались общегосударственной собственностью как своей: спецдачами, спецстоловыми, спецсанаториями… Только это никак не афишировалось. В газетах об этом не писали, по радио и телевизору не говорили. И никто не видел, как именно они живут на всем готовом. Только догадывались.
И пришла пора от этого положения дел отказаться.
Это был человек дела и вместе с тем мыслитель; он действовал безо всякого усилия над собой, движимый неукротимой жизненной энергией, отличался редкостным упорством и никогда не страшился возможных неудач. Большие познания сочетались у него с практическим складом ума и, как говорят солдаты, с большой сметкой; к тому же он выработал в себе замечательную выдержку и ни при каких обстоятельствах не терял головы, – короче говоря, у него в высокой степени развиты были три черты, присущие сильному человеку: энергия физическая и умственная, целеустремленность и могучая воля.
Жюль Верн. Таинственный остров
Видишь, товарищ, заря поднимается…
Вновь за работу народ принимается…
Там, где труднее и круче пути,
Гайдар шагает впереди!
Из песни 1962 года
В сентябре Борис Николаевич Ельцин улетел в Сочи – восстанавливаться после путча и всего пережитого. И Геннадий Бурбулис отправился к нему туда – срочно демонстрировать разработки Гайдара и его команды.
Ведь дело было в том, что союзная власть (то есть, власть, которая управляла Советским Союзом) после путча потеряла всякие рычаги управления. Республики не хотели больше подчиняться Москве, на улицах которой в любой момент могут появиться танки.
В разговоре-интервью с Петром Авеном и Альфредом Кохом Г. Бурбулис рассказывает: «Надо было что-то делать. Страна катилась к коллапсу…
Что хорошо было: в гайдаровских бумагах идея тут же сопровождалась шагами, инструментом. Закон – указ, указ – закон, постановление. И понятно было, что предлагается и как это сделать. Проходим раз – Борис Николаевич: “Не могу. Как же так? Что, только так и не иначе?” – “Только так”. – “А есть другая возможность?” – “Нет”. И каждый день, пока мы теряем время на обсуждение, эти другие возможности безвозвратно тают, тают… Но финал такой: Ельцин говорит – если ничего другого нет, значит будем делать так. Точка.
П. Авен. Это вы сумели убедить Ельцина, что это просто безальтернативно?
Г. Бурбулис. Да. И более того. Это на самом деле было безальтернативно____У меня есть такой образ, я его считаю точным и содержательным. Есть ситуации выбора, как в жизни каждого человека, а в данном случае страны, когда выбор не между спектрами возможностей, а когда он настолько ограничен, что выбор, по сути, ограничивается тем, что нельзя не делать. То есть делать или не делать – у нас уже не было этого выбора. Нельзя уже было это не делать!
…Этого, кстати, совершенно не понимал тот же Явлинский, потому что у него всегда была такая позиция: буду делать только то, что хочу, а то, что надо, но не хочу, я делать не буду. А в данном случае эта предельная ситуация была четко командой Егора прописана, и она совпала с рациональным типом мышления Ельцина. Точная, понятная, динамичная задача и решение. Но вот персонально по Гайдару еще не было определено…
П. Авен. То есть ты, когда уезжал из Сочи, ты уезжал без решения по Гайдару?