В городах внешне тоже немногое изменилось. Бирка медленно умирала, Хедебю был разрушен, но если бы средневековый Рип ван Винкль, перенесшийся из IX в XI в., оказался на узких улицах Сигтуны, Нидароса или Шлезвига, среди лошадей и повозок, в толпе глазеющих по сторонам женщин и болтающих мужчин, вряд ли он чувствовал бы себя таким уж чужим. Нечто родное почудилось бы и в том, как на пристани переносят доставленный груз с корабля в повозку, и в том, как стучит молоток корабела. Конечно, мужчины, подражая жителям Сёркланда, стали носить длинные широкие штаны и многие женщины предпочитали льняные юбки привычным шерстяным, но дома и корабли строились как раньше; повозки, сани и животные, которых в них запрягали, внешне ничуть не изменились, и все той же формы седла надевали на все тех же по виду коней, и такими же были уздечки и шпоры. А если заглянуть в открытые двери дома, мы увидели бы там те же ткацкий станок и гончарный круг, вертелы и котлы, посуду и ложки, тех же сварливых женщин, спорящих со своими мужьями, тех же детей. Такие же собаки-дворняги крутились бы поблизости. Если бы наш пришелец из прошлого был религиозным человеком, он, наверное, заметил бы некоторые перемены – и опечалился. Будь он шведом, он, очевидно, подивился бы тому, что норвежцы теперь правят данами. А будь он мудрым шведом, он подумал бы, что это ненадолго.

Так оно и случилось. Норвежско-датское соглашение 1064 г., согласно которому обе страны признали независимость друг друга, было не последним по важности предвестьем конца эпохи. С самого своего возникновения и до 1035 г., до начала правления Магнуса сына Олава Норвегия оставалась под датским влиянием, события, приведшие Магнуса в 1042 г., после смерти Хардакнута, на датский трон, не знали аналогов в скандинавской истории. Но подобное положение также порождало дисбаланс, и только после того как в 1047 г. в Дании вернулась к власти датская династия, а в 1064 г. Норвегия признала этот факт, в отношениях между двумя соседними странами установилось некое устойчивое равновесие. Неудача Харальда Сурового, попытавшегося претендовать на английскую корону в 1066 г., и отказ Свейна от подобных притязаний в 1070 г. в равной мере имели определяющее значение.

Социальное устройство скандинавских стран также постепенно менялось. Эти перемены яснее всего прослеживаются в Норвегии, где они затронули и конунга, и аристократию, и основную массу населения – «всех владельцев хуторов; всех, кто трудится в лесах, солеваров и всех, кто охотится на суше или в море» и рабов. После Харальда Прекрасноволосого в течение века ни один норвежский конунг не умер своей смертью и ни один из конунгских сыновей не получил власть из рук своего отца. Эйрик Кровавая Секира отправился в изгнание и погиб в Англии, Хакон Добрый пал в Фитьяре в битве с сыновьями Эйрика, Харальда Серая Шкура с помощью норвежцев заманили в Данию и убили в Лимафьорде, ярл Хакон, оставленный всеми своими подданными, принял смерть в Трёндалёге, Олав сын Трюггви расстался с жизнью в битве при Свольде, и в рядах его противников сражался Эйрик сын Хакона, ярл Свейн бежал и умер в Швеции, Олав сын Харальда был низложен и погиб у Стикластадира, пытаясь вернуть себе корону. Все эти люди, за редким исключением, захватывали власть силой, и основой этой силы служил флот. Будущие правители Норвегии обычно приходили с моря. Но Магнус в 1035 г. приехал в Норвегию по приглашению подданных, и позднее, когда его дядя Харальд Суровый заявил свои притязания на норвежский трон, сумел договориться с ним миром. Гибель Харальда в Англии мало что изменила для норвежцев, и сыновья, внук и правнуки конунга наследовали ему своим чередом. Не менее показательно, что прямым потомкам Харальда удавалось делить королевство, не ввергая страну в междоусобицы.

Верховная власть в Норвегии, очевидно, обрела некую новую, более прочную основу. Конунгам удалось сокрушить или подчинить себе воинственных херсиров, и на смену прежней знати пришла новая. Викингские предводители с войском и кораблями, в свободное от набегов время охотно включавшиеся в любые усобицы дома, ныне сошли со сцены. Теперь на местах задавали тон люди с землей, и им хотелось стабильности и мира. Влиятельные богатые бонды куда охотней сотрудничали с конунгом и больше заботились о процветании страны, нежели прежняя викингская аристократия, жаждавшая сокровищ, славы и военных подвигов. Харальд Суровый правил твердой рукой, и это пошло на благо Норвегии; бесконечные войны с Данией были неприятным, но естественным следствием его стремления навести порядок в собственном доме. Как только представилась возможность, Харальд без колебаний расправился с Эйнаром Брюхотрясом, сыновьями Арни и прочими мастерами «государственных переворотов», какие еще оставались в его владениях. Отныне только один человек мог собирать дружину – конунг. С этим согласились все. Могучие бонды сидели на своей земле и распоряжались в фюльках в промежутках между королевскими посещениями. Епископы, благополучие которых было напрямую связано с благополучием верховной власти, использовали в интересах конунга не только свой личный авторитет внутри страны, но и принадлежность к институту, рассматривавшему весь христианский мир как свою епархию, а кроме того, организационный и административный опыт, накопленный церковью и столь необходимый при строительстве королевства. Свободные люди видели в конунге защитника закона и справедливости, и бонды отныне могли не бояться, что чья-нибудь бравая дружина сожжет их дом и разорит земли, если, конечно, не ссорились с конунгом. Против непокорных Харальд высылал своих воинов; чаще всего такая участь постигала Упплёнд, ибо конунг всеми силами старался привести его в повиновение. Новые отношения, сложившиеся между конунгом и бондами, способствовали объединению норвежского королевства и косвенным образом привели к тому, что даны, жившие на южном побережье Скагеррака, приняли власть Свейна и их земли вошли в состав Дании.

Сдвиги в социальной жизни вызывались и еще одним обстоятельством. Почетное ремесло викингов переживало упадок. Добывать рабов делалось все труднее, и торговать ими становилось невыгодно. За морями не осталось больше ни новых земель, где можно поселиться, ни известных – откуда можно прогнать англосаксов, франков или ирландцев. Младшим сыновьям теперь приходилось устраивать свою жизнь дома: расчищать и распахивать поля, искать пастбища на севере или выше в горах, а как правило – довольствоваться небольшим хутором, взятой внаем землей либо (и со временем такое случалось все чаще) наниматься в работники. Эти перемены имели важные последствия в самой Скандинавии, и еще более очевидные – для стран, на протяжении почти двух веков служивших объектом викингской экспансии. Викингские походы, оказавшиеся, если судить по чужеземным источникам, самым поразительным проявлением скандинавской цивилизации, прекратились. Набеги на франкское королевство (но не на германскую империю) закончились с возникновением нормандского герцогства, а в Англии после смерти Кнута вернулась к власти древняя королевская династия. Еще раньше, когда Кнут, видимо исходя из принципа, что хозяин хутора и усадьбы должен жить в усадьбе, поселился в Англии, он отослал своих викингов домой.

Могущество викингских предводителей было подорвано; к тому же (за одним важным исключением, которое представляли собой военные экспедиции Харальда Сурового в Византии и на севере) для занятий викингским ремеслом почти не осталось возможностей. А вдобавок – больше не было викингов. Вместо них появились даны, норвежцы, шведы, хотя, в какой мере они сознавали это разделение, сказать трудно. А за морем жили дублинцы, люди с Оркнейского архипелага и острова Мэн, исландцы, теперь считавшие себя особым народом, и гренландцы, обитавшие на самом краю земли. Но даже если викинги где-то еще и оставались, как могли они реализовать свои таланты и желания? Увы! Война теперь стала делом конунгов. Поход Харальда Сурового в Англию, неясные маневры Свейна Эстридсена там же в 1069–1070 гг., несостоявшаяся экспедиция Кнута II (Святого) и три вылазки Магнуса Голоногого – эти военные кампании, затевавшиеся по инициативе конунгов, в каком-то смысле были «государственными мероприятиями». Еще разыгрывались кровопролитные сражения у Клонтарфа (1014 г.), на Люрсков Хеде (1043 г.; впрочем, там лилась в основном кровь вендов), у Гейт Фулфорд и Стемфордского моста (1066 г.); и отважные воины, мечтавшие о богатстве и славе, стремились занять место в дружине конунга, но почетное ремесло пирата теперь не находило применения. В самой Скандинавии практиковать stranhogg, nesnam и herfang, другими словами, грабить прибрежных жителей, отбирая у них скот, еду и добро, было запрещено. И дома, и в чужих странах викинги стали вчерашним днем.