Первой из них была и остается собственность на землю. Универсальное преимущество брахмана – это жреческая функция, которая не соответствует тому, как устроена кастовая система сегодня, причем, вероятно, не соответствовала этому уже с давних пор. В современных деревнях экономически господствующая группа также является правящей кастой. В одной деревне это могут быть брахманы, в другой – крестьяне. Даже там, где брахманы занимают высшее положение, оно объясняется их экономической ролью, а не жреческой.[205] Таким образом, мы видим, что каста имела и до сих пор имеет как экономическую базу, так и религиозное объяснение и что согласование их между собой в течение долгого времени было далеким от идеала. Каста, владеющая землей в какой-то местности, – а каста является реальностью только как местное явление – это высшая каста. Выстраивать свой аргумент, исходя из современной ситуации, конечно, не совсем надежно. До того как британское влияние стало повсеместно заметным и когда земля по сегодняшним меркам была в избытке, экономический базис этой системы, вероятно, не был таким приземленно ясным. Тем не менее он был. Есть ясное свидетельство, даже для ранних времен, что высшие касты часто владели лучшей землей и могли поручать работу низшим кастам [Buchanan, 1928, p. 360, 429–430, 439].[206]

Пейтел [Patel, 1952, p. 9] утверждает, что в традиционной индийской общине отсутствовал особый класс сельскохозяйственных рабочих. Он опирается в основном на книгу Камбелла [Campbell, 1852, p. 65] и цитаты из сэра Томаса Манро, заимствованные из современного индийского сочинения. Я воспринимаю это утверждение как пример индийской националистической тенденции к идеализации добританского периода. Бьюкенен встречал сельскохозяйственных рабочих во многих частях южной Индии. См. его путешествие из Мадраса: [Buchanan, 1807, vol. 1, p. 124; vol. 2, p. 217, 315; vol. 3, p. 398, 454–455]. Рабы встречались достаточно часто, поскольку лишь однажды во время этого путешествия он особо отмечает их отсутствие [Ibid., vol. 3, p. 398]. Сельскохозяйственные рабочие как отдельный класс упоминаются очень часто в его подробных описаниях трех северных районов. См.: [Buchanan, 1928, p. 119, 123, 162–164, 409, 429, 433, 443–446; 1939, p. 193, 423, 460, 468; 1934, p. 343], а также другие страницы, которые я не позаботился отметить. См. также по этому вопросу: [Moreland, 1920, p. 90–91, 112–114; Habib, 1963, p. 120].

Главным формальным инструментом для поддержания кастовых норм были и остаются советы каст, состоящие из нескольких представителей, избранных от каждой касты среди всех деревень, расположенных в определенной области. В некоторых частях Индии встречается иерархия этих советов. Совет контролирует поведение только членов своей собственной касты. Предположительно географическая область, для которой каждая каста созывает совет, в прежние времена была меньше, чем сегодня, вследствие больших сложностей с передвижением. Кроме того, не все касты раньше имели советы; в этом отношении отмечались значительные локальные вариации в зависимости от конкретных условий. Также важно заметить, что не существовало совета касты, охватывающего всю Индию в целом.[207] Касты заявляют о себе строго на местном уровне. Даже в деревне, по сути, нет никакой центральной организации с задачей наблюдения за тем, чтобы кастовая система как таковая оставалась в силе, т. е. чтобы члены низших каст выражали почтение по отношению к членам высших каст. Низшие касты сами следят за поведением. Членам низших каст приходится учиться тому, чтобы смиряться со своим положением в социальном строе. В этом отношении вожди низших каст, очевидно, выполняют важную задачу. За это они получают вполне конкретное вознаграждение. Иногда им достаются комиссионные на заработную плату трудящихся из своей касты, а также штрафы за любое нарушение кастовых норм [Buchanan, 1939, p. 281–282].

Наказанием за серьезное нарушение кастовой дисциплины был бойкот, запрет на пользование условиями жизни деревенской общины. В обществе, где отдельный человек почти полностью зависел от имеющихся условий, организованных моделей кооперации своих товарищей, подобное наказание было ужасным. В свое время мы увидим, как наступление современного мира отчасти смягчило воздействие санкций.

Что именно было результатом воздействия этой системы? Без сомнения – локальное разделение труда и соответствующее распределение власти и силы. Но очевидно, что она имела намного больше последствий. В индийском обществе до британского господства (и даже сегодня во многих частях сельской местности) факт рождения в определенной касте обусловливал для человека всю линию его жизни, буквально от момента зачатия до посмертного существования. Это же предопределяло варианты выбора родителями брачного партнера, способ воспитания детей, вид деятельности, которым можно заниматься согласно закону, обязательные религиозные церемонии, пищу, одежду, правила очищения (весьма важные) и все прочее вплоть до мельчайших подробностей повседневной жизни, организованных вокруг концепции «отвратительного» [Hutton, 1936, p. 79].

Сложно себе представить, каким образом при отсутствии тотального контроля и индоктринации низшие касты могли смириться со своим положением в системе, вследствие чего она работала без централизованных санкций. На мой взгляд, суть кастовой системы заключалась в ее диффузности, а также в том, что она распространялась за пределы тех сфер, которые западные люди относят к экономике и политике, хотя бы в широком и расплывчатом смысле. Во многих цивилизациях люди проявляют явную склонность к установлению «искусственных» различий, т. е. не выводимых из потребностей рационального разделения труда или рациональной организации власти, если «рациональность» понимать достаточно узко – как обеспечение эффективного социального механизма для выполнения насущных задач группового самосохранения. Дети постоянно изобретают искусственные различия в западном обществе. Также поступают аристократы, будучи избавленными от административных обязанностей. Но необходимость выполнения реальной задачи может сломать искусственные различия, поэтому на поле боя воинский этикет, как правило, менее формальный, чем в штабе главнокомандующего. Нелегко понять причину этой тяги к снобизму, вполне развитой в ряде самых «примитивных» обществ [Levi-Strauss, 1962, p. 117–119]. Не прибегая к доказательству, я выскажу предположение о главной причине такого явления – страдания других являются вечным и неизменным источником человеческого наслаждения.