— Правда? Не расскажешь ли подробнее?

— Я думаю, твой Перкар — демон или что-то подобное. Даже ты не мог не слышать о сражении на причале. Я сам, тогда еще живой, собственными руками пронзил его сердце отравленным клинком. Он просто рассмеялся мне в лицо — так же, как я смеюсь над теми, кто наносит мне раны теперь.

У Гана промелькнуло неясное воспоминание. Он и в самом деле знал о том бое. Странный чужеземец утверждал тогда, что в его мече обитает бог, но, может быть, Гхэ и прав, а Перкар лгал. Ох, с какой же тварью он решился отпустить Хизи!

Но ведь она видела Перкара в сновидениях…

— А другой? — спросил Ган.

Гхэ загнул один, потом второй палец.

— Хранитель Храма Воды.

— Почему ты считаешь его богом?

— Жрецы сами па себе не обладают силой: они подобны тьме, сопротивляющейся свету. Но тот мальчишка был полон жизни и огня, и это были жизнь и огонь, не имеющие отношения к Реке.

— Наверняка утверждать нельзя ничего, — возразил Ган. — Может быть, он способен черпать силу Реки благодаря храму. Может быть, поэтому-то он там и остается.

Гхэ с уважением посмотрел на старого ученого:

— Как я вижу, ты тоже размышлял над этим.

— Несомненно. Это очень интригующая тайна.

— Преступление, — поправил его Гхэ.

— Как угодно, — согласился Ган. — Преступление, однако совершенное тысячелетие назад, когда Нол был молод. Когда некто, кого древние тексты называют Черным Жрецом, пришел в наш город.

— Да. Я читал о нем в той книге, что ты мне показывал.

— Но то, что там написано, конечно, ложь, — продолжал Ган, сделав паузу для большего впечатления. — Там ведь говорится, что Черного Жреца послал бог-Река, а ясно, что он не стал бы посылать того, кто наложит на него оковы.

— Нет, подожди, — поправил его Гхэ. — Обсидиановый кодекс только утверждает, что это говорил сам Черный Жрец.

Ган погрозил ему пальцем:

— Тебе следовало стать ученым, а не джиком. У тебя есть чутье на детали — очень важная черта.

— Для джика она тоже важна, — заметил Гхэ.

— Наверное, — согласился Ган. — Значит, будучи джиком, человеком, знакомым с преступлениями…

— Я не знал, что совершаю преступления, — бросил Гхэ. — Я верил, что служу империи.

— Ну, — постарался успокоить его Ган, — я не хотел тебя обидеть, да и вообще я говорил о другом. Джики и жрецы Ахвена раскрывают преступления и наказывают виновных. Те, кого ты убивал, были по большей части виновны перед государством. — «Или беспомощными детьми, виновными только в том, что дышат», — мелькнула у Гана горькая мысль.

— Это вызывает у тебя гнев, — заметил Гхэ.

— Скорее огорчение, — солгал Ган и столь же неискренне объяснил: — Мой собственный клан был объявлен вне закона и изгнан. Ты должен понять, что это для меня значило. Мне пришлось отречься от семьи.

— О первой части этой истории я знаю, конечно. Но отречься от семьи? Почему?

— Чтобы остаться в библиотеке, — ответил Ган. «В библиотеке, откуда ты меня вытащил в конце концов», — про себя добавил старик. Но пусть вампир почувствует гнев Гана: он примет его за реакцию на несправедливость, выпавшую на долю его клана.

— Ах, — в голосе Гхэ прозвучало даже что-то похожее на симпатию, — теперь я понимаю, почему император велел мне пригрозить тем, что библиотека будет замурована. Но ведь ты мог бы присоединиться к своей семье в изгнании.

Ган отмахнулся от этой возможности и постарался прогнать и горькие воспоминания.

— Это не имеет значения. Меня интересует другое: когда кто-то совершает преступление, как вы находите виновного?

— Я был джиком, а не жрецом Ахвена.

— Да, но ты достаточно умен и наверняка знаешь, с чего начинается расследование.

— С выяснения мотива, я думаю, — предположил Гхэ после минутного размышления. — Если известно, ради чего было совершено преступление, можно догадаться и кто его совершил.

— Именно, — подтвердил Ган. — Однако в данном случае преступник нам известен — этот так называемый Черный Жрец, — хотя мы не имеем никакого представления о мотиве.

— Понятно, — задумчиво протянул Гхэ. — Ты не видишь никакого возможного мотива? Мне кажется…

В этот момент корабль наткнулся на очередной древесный ствол, и сердце Гана екнуло. Гхэ внимательно взглянул на него, открыл рот, чтобы спросить о причине его волнения…

Но тут корабль выпрыгнул из воды на высоту человеческого роста, застыл на мгновение в воздухе, потом упал на воду. Тело Гана лишилось веса, он ощутил странную щекотку в животе, — и тут же пришла ужасная боль, когда палуба словно ударила его снизу. Доски заскрипели, откуда-то донеслись вопли. Гана подбросило еще раз, словно камешек в кувшине, и он с опозданием пожалел, что не остался в своей каюте, на постели. Потом что-то снова ударило корабль снизу, и старый ученый налетел на медные перила: нос судна задрался вертикально вверх, и вся громада корабля нависла над Ганом. Старик безразлично гадал, почему корма не уходит под воду и опрокинется ли корабль, погребя его и всех его врагов на илистом дне.

«Прощай, Хизи, — подумал он. — Мне жаль, что не удастся увидеться с тобой».

Гхэ сгреб Гана в охапку и прыгнул в воду так далеко от корабля, как только мог. Если корабль опрокинется на них…

Вода показалась ему мертвой, словно он окунулся в труп. Она не давала ему сил; ледяной поток, наоборот, высасывал из него энергию. Гхэ яростно греб свободной рукой, поддерживая голову Гана над поверхностью. К счастью, старик не сопротивлялся: он то ли потерял сознание, то ли был достаточно сообразителен, чтобы не мешать Гхэ.

Раздался ужасный рев, заставивший содрогнуться воду, и корабль снова упал в поток; теперь стал слышен треск ломающегося дерева и жалобные крики людей, ржание перепуганных лошадей. Огромное судно не опрокинулось, оно рухнуло килем вниз и разломилось пополам.

Посреди обломков крушения вверх взмыли драконы.

Они были такими же, как их помнил Гхэ: бурлящая вода и неукротимый дух, гладкая, переливающаяся всеми цветами радуги кожа, гибкие змеиные тела и плоские усатые сомовьи головы. Когда Гавиал призвал — или создал — их, драконы казались могучими, но ручными, внушительными, но не устрашающими. Сейчас же чудовища-близнецы взвились к небу, разинув беззубые пасти в бессмысленной ярости и муке. Они боролись за покидающую их жизнь с таким безумным гневом и жаром, что Гхэ ничего не мог разглядеть в кипящей мешанине воды, тел, обломков крушения; он понимал лишь, что на его глазах гибнет порождение бога-Реки, приснившиеся тому создания. Именно в этот момент понимания что-то затрещало, к небесам устремился столб пара, образовав облако, присоединившееся к своим собратьям, и заключенная в драконах божественная сущность с визгом ринулась обратно на юг, истончаясь и рассеиваясь. Могучие существа со всей Своей красотой, мощью и царственным гневом исчезли, оставив за собой лишь обломки и тишину, подобную тишине в сердце урагана.