– Конечно, у миссис Стивенс очень уютно, – продолжал Хэй, вертя в пальцах пустой стакан, – но вряд ли она может, как мы, предоставить вам камердинера.

– Камердинера, – повторил Джеймс, чувствуя странное онемение во всем теле.

Не так ли ощущает себя персонаж, которого автор заставляет действовать наперекор характеру или здравому смыслу? Очень хотелось задать этот вопрос Холмсу; Джеймс даже невольно похлопал себя по карману, где лежала визитная карточка сыщика с адресом табачной лавки, через которую с ним можно связаться.

– И не просто камердинера, – сказал Хэй, еще сильнее подаваясь вперед, – а Грегори, одного из наших самых давних и доверенных слуг.

Джеймс вспомнил высокого седого слугу, от которого исходило достоинство и спокойная уверенность.

– Грегори его имя или фамилия?

– Фамилия, – ответил Хэй. – Имя, кажется, Терренс. Грегори не просто незаменим, когда нужно поворошить дрова в камине или сложить вашу одежду перед сном, он еще и бреет лучше всех слуг в доме.

– Мне и впрямь очень не хочется вновь обременять вас и Клару… – начал Джеймс.

Хэй поднял руки ладонями вперед и тут же быстро их развел, словно открывая дверь или от чего-то отмахиваясь.

– Это будет не как в прошлый раз, когда вы гостили у нас вместе с собственным гостем… Тогда у вас были, можно сказать, обязательства: обедать с нами, поддерживать светскую беседу, спускаться ко мне на ленч и так далее. Теперь комнаты будут полностью ваши. Они расположены в северо-западном углу дома. Правда, в них слышно улицу, но лишь самую малость. Дель некоторое время жил там, затем перебрался в старую спальню. Он сказал, комнаты слишком тихие. Слишком большие.

«Быть может, это комнаты с привидениями», – подумал Джеймс и улыбнулся, поняв, что не отказался бы от эктоплазменного посещения-другого. Быть может, сестра Алиса посоветует, что делать с горсткой ее краденого праха.

– И разумеется, горничные будут убираться каждый день, но только в ваше отсутствие, – говорил Хэй. – Обедать и пить чай, если хотите, можете у себя… Грегори будет не только вашим камердинером, но и вашим привратником. Само собой, вы получите собственный ключ от входной двери, чтобы уходить и приходить, когда пожелаете, никого не беспокоя.

– Признаюсь, что у миссис Стивенс мне было несколько одиноко, – сдался Джеймс. Он отдохнет. Сможет писать.

– Ничего удивительного… особенно после того, как мистер Холмс так внезапно съехал, – ответил Хэй. Государственный муж будто и не заметил, что Джеймс приподнял брови. – Так вы согласны, Гарри?

Джеймс кивнул.

– Замечательно! – воскликнул Хэй. – Я отправлю ребят с фургоном забрать ваш чемодан и прочий багаж.

Минуту спустя они уже стояли перед входной дверью. Сыпал весенний дождь, воздух благоухал молодой листвой. Подали брум Хэя; камердинер Грегори сидел на козлах рядом с кучером, держа над головой красный зонт. Затем те же добродушные конюхи в блестящих от дождевых капель кожаных кепках подогнали фургон, на котором предстояло везти багаж.

Джеймс спросил:

– Джон, как вы узнали, что Холмс съехал? Это произошло только сегодня утром.

Хэй улыбнулся, хлопнул писателя по плечу и, раскрыв зонт, повел его к экипажу.

– Гарри, Гарри… опасно недооценивать скорость, с какой по Вашингтону распространяются даже самые пустяковые новости. И уж особенно в окрестностях Лафайет-парка. Дочка вашей хозяйки, хоть и слабовата умишком, во всех подробностях рассказала нашему лакею об отъезде Холмса рано утром у овощных лотков – наверное, еще до нашего с вами пробуждения.

Джеймс устроился в приятно пахнущем кожаном нутре закрытого экипажа. Хэй сложил зонт и постучал деревянной рукоятью по козлам:

– До скорой встречи, Гарри!

Несколько кварталов до пансиона Джеймс ехал в молчании. История о том, что дочка миссис Стивенс рассказала соседскому лакею про Холмса, а Джон или Клара услышали, как лакей передает новость другим слугам, звучала крайне правдоподобно.

Однако Генри Джеймс в нее не поверил.

Утро своего дня рождения Холмс провел с пользой и удовольствием. До́ма (вернее, в квартире на Бейкер-стрит, которую про себя по-прежнему называл домом) он в унылые промежутки между расследованиями часто спал до одиннадцати, а то и до полудня, завтракал и вновь отправлялся в постель. Конечно, летаргию усиливала кокаиновая смесь, которую он вкалывал себе в те тоскливые дни. Новое героическое лекарство вроде бы не оказывало такого действия; с другой стороны, расследования всегда его бодрили.

В это конкретное утро четвертого апреля он проснулся на заре и отправился снимать себе новое жилье – в ту самую старую гостиницу «Кирквуд-хауз» на углу Северо-Западной Двенадцатой улицы и Пенсильвания-авеню, которую они с Джеймсом видели вчера вечером. Поговаривали, что ее снесут если не в этом месяце, то в следующем, однако гостиница понравилась Холмсу своей уютной обжитостью: дорогие, но выцветшие на солнце шторы, превосходной работы кресла, такие старые, что их потертость не могли скрыть даже салфеточки на спинках, забота о постояльцах, не переходящая в назойливость. Сыщик понимал, отчего даже самые успешливые коммивояжеры хранят верность этому заведению.

Он нанял трех надежных молодцов с фургоном (по рекомендации управляющего, отца одного из троих) без лишнего шума забрать чемоданы и упакованные тюки из пансиона миссис Стивенс.

К этому времени начали отпирать магазины, и Холмс купил себе револьвер. Он заранее приметил изрядное количество оружейных лавок и вошел в ближайшую к «Кирквуд-хаузу» через минуту после открытия. Под стеклом обнаружился богатый выбор револьверов, рассчитанных, судя по виду, на отчаянных ковбоев; другие револьверы висели по стенам.

– Могу я вам помочь, сэр? – спросил усатый приказчик.

– Есть ли у вас новые соковыжималки? – спросил Холмс.

– Да, сэр, разумеется, сэр. С какой длиной ствола – два дюйма или три?

– Три.

– Да, у того, что с трехдюймовым стволом, точность побольше, сэр, – заметил приказчик, открывая витрину и доставая револьвер.

«Да, из него я сумею, находясь внутри сарая, попасть в стену этого сарая с близкого расстояния, – подумал Холмс. – Возможно, сумею».

– Какой калибр вы предпочитаете, сэр?

– Тридцать восьмой.

– Есть еще тридцать второй, сэр. Они чуток подешевле и малость легче.

– Тридцать восьмой, пожалуйста, – твердо повторил Холмс.

Приказчик важно продемонстрировал револьвер (который был куда меньше всех остальных в лавке), переломил ствол, показывая, что барабан пуст, и протянул оружие Холмсу.

Тот отметил, что смит-вессоновские патроны тридцать восьмого калибра будут плотно входить в зарядные каморы, защелкнул барабан и, держа револьвер на вытянутой руке, прицелился в кирпичную стену лавки.