В висках у Вилла болезненно бился пульс, к горлу подступала тошнота, его запястья стали холодными как лед и мучительно ныли. Вот такие же ощущения испытывал он, сидя в драконовом кресле. Так что же, значит, все то же самое и он никуда не убежал?

Каким-то уголком своего сознания Вилл видел эльфийских нотаблей, тесно стоявших в наблюдательной камере. Они облегченно улыбались и снимали защитные очки. Затем они, непринужденно болтая, толпою ввалились в тронный зал. Они считали, что новый царь все еще оглушен, не вышел из обморока, и торопились отключить его от Престола. В следующий раз, когда Вилл опять воссядет на Престол, все будет совершенно иначе. Они будут следить, не захочет ли он использовать силы Престола в своих собственных целях. У них будут наготове нейроманты, читающие его мысли, а какой-нибудь тупоголовый, но абсолютно лояльный им людоед будет, на случай если Вилл вдруг взбунтуется, держать у его виска взведенный пистолет.

В стране так долго не было царя, что эти ребята совсем позабыли, сколь огромны его возможности.

Вилл покинул Висячие сады и плавал теперь в безбрежном океане информации. Здесь был записан весь Внешний Мир, каждая бензозаправка, каждая травинка и каждый аристократ, и все они, переведенные в двоичную ману, отслеживались в реальном времени. А значит, в соответствии с квантово-алхимическим принципом подобия «как Внутри, так и Снаружи», любая модель, порожденная во Внутреннем Мире будет иметь точное подобие в реальной вселенной.

Вилл запустил в тронный зал надуманный им ветер, который мгновенно сдул эльфийских лордов в приемную и погнал их, испуганно визжавших, нелепо взмахивавших руками, по длинным коридорам Арарата, вниз по лестнице и, в конечном итоге, на улицу. Затем Вилл запер за ними дверь. На каком-то повороте Ариэль исхитрился отстать от прочих и забиться за алебастровую кадку с пальмой. Но Вилл никак не мог этого не заметить, а невидимость Ариэля имела значение только во Внешнем Мире. Злорадно ухмыльнувшись, Вилл взорвал алебастровую кадку, надежно обеспечив, чтобы в тело мажордома не попал ни один осколок. А затем ухватил своего недавнего тюремщика за шкирку и скинул в густые заросли терновника.

От души, одним словом, повеселился.

Вилл быстро пробежался мыслями по Дворцу Листьев, рассматривая все уголки и запирая все двери. Обеспечив себе безопасность от любых нежеланных гостей, он оставил дворец.

Было самое время познакомиться с полученными по наследству силами. Вилл отпустил свое сознание блуждать по домам и улицам города, от разума к разуму.

Он был каменным львом, пере-пере-перечитывавшим без всякой спешки и без всякого удовольствия «Аристократов воздуха», книжонку о гиппогрифах, украденную им у какого-то зазевавшегося деревенского лопуха, и в тысячный раз проклинал этого дурошлепа за жалкий, примитивный читательский вкус.

Он был финансовым следователем из народа тилвит-тег, завершавшим разработку мелкого казнокрада по имени Салем Туссен. Год за годом олдермен исхищрялся переводить общественные средства неким частным (а зачастую имевшим лишь одного хозяина) благотворительным фондам, исходя из упрямого убеждения, что только он один и знает, как и на что их следует потратить. Вилл заставил следователя аккуратно собрать все бумаги, накопившиеся за три года упорной работы, и восемь раз прогуляться к мусоросжигалке, а затем наложил на него вынуждение пойти в ближайший бар, нажраться там до полной отключки и очнуться потом без малейших воспоминаний о каком-то там деле Туссена. В заключение Вилл стер изо всех электронных баз данных все до единой записи, хоть чем-то опасные для его когдатошнего ментора, а заодно переписал избирательные законы, понижавшие явку хайнтов на выборы, и отменил закон, который ограничивал некоторые виды банковских операций.

Он был тощим, как тростинка, шелликоутом, боязливо выбиравшимся на поверхность из жерла полуподземной линии метро. Он принадлежал к общине йохацу, транспортные копы прогнали их из старого обжитого сквота, и сегодня тан-леди послала его наверх за нужным позарез материалом для матрасов — тряпками, стружками, обрывками газет — да чего там только не бывает. На соседний пустырь вывернул грузовик, и шелликоут испуганно забился в тень. Затем его глаза удивленно расширились — из кабины выскочил рыжий карлик, тщательно проверил накладную, пожал плечами и начал скидывать на землю новехонькие, завернутые в пластик матрасы.

Он был одним из лошадиных — тощий, худой, но гордый своим табуном. Так как этот народ не имел и не хотел иметь ничего, кроме слепых от рождения пещерных лошадей, Вилл был не в силах что-нибудь им дать, и он поспешил дальше.

Он был, совсем недолго, госпожой Сереной. Вилл поразился, узнав, насколько она богата. За последние двести лет каждый царь — в том числе, если верить слухам, и панически ее боявшиеся — оставлял госпоже Серене приличное состояние. Вилл заглянул в ее воспоминания, покраснел и постыдно бежал.

Вилл отпустил свое сознание блуждать по всем семнадцати округам столицы, перетекать от хайнта к троллю, карлику и палочнику, через хобтрашей, ночников и ночных гонтов, уличных умников и регулировщиков уличного движения, кошковедьмочек и милкдиков, русалку, притворявшуюся в грошовом стриптизном баре, что хочет совокупиться с шестом, псоглавцев и ониса, клурикона, умиравшего в маленькой комнате над баром, червивцев и ловкачей, подпиливавших золотые монеты, поваров, жуликов и лопушистых лохов, на все согласных слабаков, продажных юристов и благоразумных сантехников, клабберснапперов, водяных и портовых докеров со склонностью к поэзии, подметальщика улиц, тратящего последние тринадцать долларов на лотерейные билеты, игошей, итчикитчев, громил и безработных иммигрантов, младенцев в загаженных пеленках, каменщиков и девочек с кудряшками, биржевых брокеров и вконец отчаявшейся клюды, задумавшей набег на мусорный бак за рестораном и преобразующейся для этой цели в свою собачью форму, галантерейщиков и рыботорговцев, вышибал и лексикографов, престарелого каригана, вспоминающего о былых деньках на бродвейских подмостках, украинцев и русинов, инспектора по технике безопасности, горделивых старух и разукрашенных шрамами заслуженных вояк, а дальше нимфы, никси, состоятельные наследницы, домашние хозяйки, дурковатые девственницы, заботливые бабушки, оптимистичные чудовища…

И вдруг он увидел лисицу на мотороллере, ехавшую по двухрядной дороге прочь от Вавилонской Башни, увидел и не смог внедриться в ее сознание. Сперва Вилл подумал, что дело просто в расстоянии, слишком уж далеко до нее от Престола, но затем лисица свернула на обочину и резко затормозила.

— Ты здесь, — сказала она. — Я тебя чувствую.

Лисица расстегнула притороченную к сиденью сумку и достала из нее пистолет, а затем куколку, такую крошечную, что она умещалась у нее в кулаке.

— Мы с тобою не были такими уж большими друзьями. — Она хищно улыбнулась, сверкнув белыми острыми зубами. — Но ты же все-таки Натов ребенок, и я дам тебе послабление. — Она разжала ладонь и показала фигурку, грубо слепленную из вара и соломы с клочьями светлых волос, прилепленных к макушке, и пуговицей от одного из Вилловых блейзеров, пришитой к тряпке, изображавшей рубашку. — Догадайся, на чьей крови и чьих соплях лепила я эту штуку? — Она приставила к куколке ствол пистолета. — Еще одна попытка заползти ко мне в голову, и соломенному мальчику каюк. Ты даже не успеешь сообразить, что с тобою случилось. А может, — она ласково улыбнулась, — я просто блефую. Проверь, если хочется.