Можно ли доверять оценкам Печорина? Не вижу оснований для противного отношения. Записки героя бесхитростны — так, на память, на случай прочтения в старости. В отношениях с Верой Печорин ценит непосредственность. Вот запись о первой (нынешней) встрече: «Она не заставляла меня клясться в верности, не спрашивала, любил ли я других с тех пор, как мы расстались… Она вверилась мне снова с прежней беспечностью — и я ее не обману: она единственная женщина в мире, которую я не в силах был бы обмануть».

Между прочим, одну из записей мы можем даже проверить. Многое, оказывается, можно успеть сделать в гостиной Лиговских. Печорин, для отвода глаз, поговорил с княжной Мери. «Остальную часть вечера с провел возле Веры и досыта наговорился о старине… За что она меня так любит, право, не знаю! Тем более что это одна женщина, которая меня поняла совершенно, со всеми моими мелкими слабостями, дурными страстями… Неужели зло так привлекательно?..» А Вера написала ему: «…в твоей природе есть что-то особенное, тебе одному свойственное; в твоем голосе, что бы ты ни говорил, есть власть непобедимая; никто не умеет так постоянно хотеть быть любимым; ни в ком зло не бывает так привлекательно; ничей взор не обещает столько блаженства; никто не умеет лучше пользоваться своими преимуществами и никто не может быть так истинно несчастлив, как ты, потому что никто столько не старается уверить себя в противном». Вера как будто умеет угадывать мысли: Печорин (мысленно) спрашивает («неужели…») — она (в письме) прямо отвечает (да!..).

О такой любви, какую дарит Вера, может только мечтать человек, кого влечет стабильное устройство жизни. Печорин, разбудивший ее любовь, «для оной жизни» не рожден (в отличие от персонажа Пушкина: «Мой бедный Ленский, сердцем он / Для оной жизни был рожден»). А что взамен? Ничего определенного, сплошная путаница.

Так что эмоции прилипчивы, выгнанные в дверь, проникнут через окошко…

Но есть разительный контраст. Для Печорина ситуация умозрительна, а для влюбленных в него? Вера жертвует честью, Мери — трагедией первой любви, Бэла — своей семьей, предназначенным для нее «обыкновенным» образом жизни, да и, как оказалось, самой жизнью!

Любовь Печорина к Бэле у нас уже рассматривалась: она уникальна как любовь с первого взгляда, исключительна по содержанию как подарок судьбы.

Не лишнее добавить то, что видно под нашим общим ракурсом.

Отношения Белы и Печорина больше, чем отношения любовников — тайные (с Верой), недозревшие (с Мери). Они открытые (впрочем, только для обитателей крепости; начальству за ее пределами о них лучше было не знать). По современным понятиям это гражданский брак.

Было серьезное к тому препятствие: различие веры. Не шибко религиозному Печорину преодолеть этот порог было проще, свое чувство он и выставляет как пример: «Поверь мне, аллах для всех племен один и тот же, и если он мне позволяет любить тебя, отчего же запретит тебе платить мне взаимностью?» Бэле переступить веление традиции много труднее, и все-таки любовь пересилила.

Вот для официального брака препятствие было непреодолимым: никакой служитель религии брак с иноверцем не благословил бы. У наших влюбленных дело до таких попыток не дошло.

По внутреннему ощущению Бэла наверняка считала Печорина своим мужем — и была счастлива. Печорин ту же ситуацию оценивал в иных категориях: «она моя, потому что она никому не будет принадлежать, кроме меня». Добился своего — и некоторое время был счастлив. Прелести именно семейной жизни вряд ли вкусил.

Еще раз обратимся к опыту Алеко. Его грел не только огонь костра, но и огонь улыбки или приветливого слова, нечаянное прикосновение, «милое щебетанье», «упоительное лобзанье» (так, меж делом); бытовые мелочи приуготовляли и ночные ласки. Это ли не клад семейной жизни? Вот подруге захотелось новенького…

Об отношениях с Верой Печорин рассказывает сам; нашлось место и для описания платонических переживаний. Об отношениях Печорина с Бэлой мы узнаем от Максима Максимыча: тут только внешнее, что видит глаз и слышит ухо. Так что нет возможности определить, к кому из них, к Вере или к Бэле, отношение Печорина теплее.

Увереннее можно судить о том, что «диверсия» после безуспешной погони за потерянной решительно помогла задвинуть ее образ в дальние уголки памяти. Потеря Бэлы чувствительнее, остается свежей и три года спустя…

Печорин совершенно одинаков, какую бы сферу его интересов мы ни затронули. «Каждый шаг Печорина — словно издевательская насмешка судьбы, словно камень, положенный в протянутую руку. Каждый шаг его с неумолимой последовательностью доказывает, что полнота жизни, свобода самовыявления невозможна без полноты жизни чувства, а полнота чувств невозможна там, где прервана межчеловеческая связь, где общение человека с окружающим миром идет лишь в одном направлении: к тебе, но не от тебя»458. «…Печорину лишь кажется, что он всесильный господин положения. В действительности же его действия ведут не к тем результатам, которые он предполагал. Печорин хотел подшутить над Грушницким, а вовсе не убивать его — и убил. Он хотел пофлиртовать с Мери, чтобы отвлечь внимание от своего романа с Верой, а дело кончилось драмой для обеих женщин. Оказывается, что, будучи свободным в своих действиях, Печорин не свободен в их последствиях, а именно в них сказывается роковая закономерность: что бы он ни задумывал, все кончается драматически и для него, и для других»459.

Печорин как личность

«Печорин — одна из самых спорных фигур в русской литературе. Причина этого кроется не только в особенностях личности лермонтовского героя, но и в отсутствии определенности, однозначности как самооценок, так и восприятия Печорина другими героями романа»460. Добавлю к этому наблюдению: изображение Печорина загадочное.

Загадка — емкое понятие. Оно обозначает и особенную (неясную) ситуацию, и популярный жанр краткого устного изображения, когда предлагается угадать наименование предмета, обозначенного намеками и описаниями его признаков; но ведь повторяющихся признаков много, на этом держится метафоризация. (В «Поэтическом словаре» А. Квятковского приводится удивительная загадка: «Черный конь прыгает в огонь». Она складная, а изюминка ее — отгадка (ко-чер-га) по слогам вмонтирована в слова текста461; последний слог даже с ориентацией на устное произношение («в агонь»), не на норму письменной речи).

Какое отношение имеет эта аналогия к «Герою нашего времени»? Вроде бы уже заглавие ставит иную, четкую задачу: понять выдвинутого на центральную роль героя. Только в решении такой задачи нельзя не видеть парадокс: показ героя времени реальный автор уступает подставным лицам. Один из них — воин-ветеран, человек уважаемый,