Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наши развернулись и, дёргаясь и виляя, начали удаляться от деревни. Такого нахального нежелания умирать немцы стерпеть не смогли. Из-за домов выскочили несколько мотоциклов с пулемётами и лёгкие танки, сколько, я из-за холма не видел. За ними следом выползли несколько «четвёрок», и вся эта шобла погналась за единственным виляющим грузовиком. Но, едва немцы миновали околицу, как по ним ударили сорокапятки и зенитки. Танки ответили, и на земле вспухли кусты взрывов. Итог той вылазки был известен заранее, не прошло и четверти часа, как чадно задымились шесть больших костров. Пушечная стрельба и взрывы прекратились. По нашей задумке Пилипенко сейчас должен поменять позиции. А между тем из села начали выползать панцеры, явно желая охватить наших пушкарей в клещи. На вскидку не меньше полудюжины троек и столько же четвёрок. Вот тут и пришёл черёд нашего "неубиваемого" станцевать цыганочку с выходом.
Тридцатьчетвёрка выползла из-за холма, остановилась и выстрелила. Д-дух — Ч-чак. Есть! Немец получил снаряд прямо в корму. Д-дух — Ч-чак. У другого от мощного внутреннего взрыва башня сползла в сторону. Крестоносцы задёргались, не понимая, откуда их убивают. Вот ещё один выплюнул жирное пламя. Под нашим перекрёстным огнём немцы принялись маневрировать и, заметив танк, начали разворачивать пушки. Поздно пить «Боржоми» господа захватчики, когда почки отвалились. Уползти смогли четыре последних танка, скрывшись за дымами горящих собратьев и за крайними домами. И тут же в нашу сторону полетели снаряды немецких противотанковых «колотушек», а чуть позже и полковых гаубиц, и за стеной взрывов замелькали фигуры в фельдграу. Милости просим господа гансы, фрицы и прочие вильгельмы, а то наши пулемёты и миномёты совсем заскучали. Два миномётных ствола, танковые и два десятка ручных пулемётов моментально скосили передовые цепи наступающих и заставили остальных залечь и отползти назад.
Бой разгорался и расширялся. Пули, снаряды и осколки летели со всех сторон. Немцам приходилось не сладко, но и мы не знали, откуда и что прилетит. Я уже давно перестал считать пулевые удары во все части тела, и только считал оставшиеся патроны в автомате и винтовке. Улицы села, хозяйственные дворы, околицу и пустырь на окраине густо испятнали трупы в серых мундирах, а немцы атака за атакой всё пытались нас достать с разных направлений, предварительно закидывая минами и плотно обстреливая из полевых и гаубичных батарей. На фланге у Пилипенко я заметил несколько огнемётных пусков. Похоже, мы и впрямь разворошили немаленькое гадючье гнездо.
По ходу боя обе наши группы сошлись в центре и начали потихоньку смещаться к северной окраине села. Мы яростно огрызались, при этом ясно понимая, что с каждой минутой боеспособность роты неумолимо падает. Интенсивный бой сожрал почти все боеприпасы. В отчаянии мы уже подумывали о рукопашной, когда вдруг в центре села вспухли взрывы. С юга со стороны Березины тоже донеслась пушечная пальба, шум и грохот. Попавшие под накрытие немцы заметались, а когда на улицу ворвались тридцатьчетвёрки с красными звёздами на башне, побросали оружие и задрали вверх лапы. Бой сразу угас. Мимо пропылила наша танковая рота, потом ещё одна, и тридцатьчетвёрки скрылись на южной дороге, а между домов замелькало множество фигур красноармейцев. Нам дико повезло, что наш прорыв совпал с наступлением Красной Армии. А может быть до полковника Панина дошла наша радиограмма, и в разгар нашего боя он двинул вперёд свои танковые роты. Кто знает?
Бой закончился, мои измождённые и насквозь пропитанные дымом, потом и пылью бойцы стали собираться в центре села. С брони Ганомага я смотрел, как мимо нас на запад шли советские войска. А навстречу им из лесной пущи начали выезжать машины с бывшими узниками концлагеря. Глядя на дела рук своих и друзей своих, меня наполняла спокойная радость, что почти тысяча женщин стариков и детей сегодня обрели свободу, пять сотен легко и тяжело раненых получат помощь, а четыре тысячи бойцов встанут в ряды Красной Армии. Я искренне считал, что наш самовольный рейд удался. И, главное, так же считали все бойцы роты. Но, господи, как же я устал.
— Товарищ командир, — как всегда, тихо подкрался Баля, — надо людей разместить.
— Давай, Лёша, займись, Деда подключи. Южная часть села от боя прочти не пострадала. Всех направь туда. Технику тоже пусть перегонят и, напомни, чтобы оружие почистили. Я немного посижу и потом подойду.
Мимо меня прозвякал траками наш танк, протащились наши грузовики с пушками, и зенитками на прицепе. По одному и группами прошли бойцы. Я сидел на скамейке, привалившись спиной к шершавой коре старого дерева, и не хотел вставать.
— И не надо. Отдыхай пока, — я повернул голову. Сбоку стоял Пашка и грустно смотрел на меня.
— Что не надо?
— Ты не хотел вставать. Ну, и сиди, пока народ устраивается.
— Что-то странно ты заговорил, друг мой Павел, — я наигранно возмутился.
— Не друг, а дед, ты ж догадался.
— Ах, вот оно что. А я-то всё думал, когда же ты появишься, — я смотрел на Пашку, который на глазах начал меняться, превращаясь в мальчишку в чёрном, — а как же ты нынче управился без Фильки?
— Почему без Фильки? Он от тебя все эти дни не отходил.
— Путаете, вы, господин-товарищ-барин, не знаю, как вас. Не было рядом ни одной собаки.
— Зато был Баля, он же Филя, он же Филька, он же… а впрочем, этого тебе пока знать не надо, — странно, но в его голосе прозвучало смущение.
— Ну и ну! Значит, всё это время я был под колпаком. А как же свобода и воля?
— Обманчивое впечатление. Никто тебя ни свободы, ни воли не лишал? Всё по-честному. Не сердись, Павел. Сначала, отправляя тебя сюда, я и мои… в общем мы сильно сомневались. Потом несколько раз пытались прекратить коррекцию. Но твоя воля, твоё искреннее и сильнейшее желание продолжить физическое существование для исправления порочного состояния действительности каждый раз преобладали. И, знаешь, я горжусь знакомством с тобой. Ты сделал намного больше, чем мы рассчитывали. Тебе пока не понять всех хитросплетений причинно-следственных связей истории, но ты должен знать
