Они обнялись и заключили с этой минуты дружеский союз, которому остались одинаково верны. В продолжение многих лет они жили почти неразлучно, кутили вместе, попадали вместе в тюрьму и устраивали охоты, о которых их близкие и дальние соседи хранили долго воспоминание. Друзья, в сопровождении сотни охотников и огромной стаи собак, являлись к незнакомым помещикам, разбивали палатки в саду или среди двора, и начинался шумный хмельной пир. Хозяева дома и их прислуга молили Бога о помощи и не смели попасться на глаза непрошеным гостям.

Раз собралось у Толстого весёлое общество на карточную игру и на попойку. Нащокин с кем-то повздорил. После обмена оскорбительных слов, он вызвал противника на дуэль и выбрал секундантом своего друга. Согласились драться следующим утром.

На другой день, за час до назначенного времени, Нащокин вошёл в комнату графа, которого застал ещё в постели. Перед ним стояла полуопорожнённая бутылка рома.

— Что ты это ни свет ни заря ромом-то пробавляешься! — заметил Пётр Александрович.

— Ведь не чайком же мне пробавляться.

— И то! Так угости уж и меня.

Он выпил стакан и продолжал:

— Однако вставай: не то — мы опоздаем.

— Да уж ты и так опоздал, — отвечал, смеясь, Толстой. — Как! Ты был оскорблён под моим кровом и вообразил, что я допущу тебя до дуэли! Я один был вправе за тебя отомстить: ты назначил этому молодцу встречу в восемь часов, а я дрался с ним в шесть: он убит.

У Толстого было несметное число дуэлей: он был разжалован одиннадцать раз. Чужой жизнью он дорожил так же мало, как и своей.

Во время кругосветного морского путешествия он поссорился с командиром экипажа, Крузенштерном, и вздумал возмущать против него команду Крузенштерн позвал его.

— Вы затеяли опасную игру, граф, — сказал он, — не забудьте, что мои права неограниченны: если вы не одумаетесь, я буду принуждён бросить вас в море.

— Что за важность! — отвечал Толстой. — Море такое же покойное кладбище, как и земля.

И он продолжал свою революционную пропаганду. Крузенштерн был человек добрый и, решившись прибегнуть к последним мерам лишь в случае крайней необходимости, сделал ещё попытку к примирению.

— Граф, — сказал он виновному, — вы возмущаете экипаж; отдайтесь на мою ответственность, и если вы не дадите мне слова держать себя иначе, я вас высажу на необитаемый остров: он уже в виду.

— Как! — крикнул Толстой. — Вы, кажется, думаете меня запугать! В море ли вы меня бросите, на необитаемый ли остров, мне всё равно; но знайте, что я буду возмущать против вас команду, пока останусь на корабле.

Делать было нечего: Крузенштерн приказал причалить к острову и высадил Толстого, оставив ему, на всякий случай, немного провианта. Когда корабль удалился, Толстой снял шляпу и поклонился командиру, стоявшему на палубе.

Остров оказался, однако, населённым дикарями, среди которых граф Фёдор Иванович прожил довольно долго. Но тоска по Европе начинала его разбирать, когда, бродя раз по морскому берегу, он увидал, на своё счастие, корабль, шедший вблизи, и зажёг немедленно костёр. Экипаж увидал сигнал, причалил и принял Толстого.

В самый день своего возвращения в Петербург он узнал, что Крузенштерн даёт бал, и ему пришло в голову сыграть довольно оригинальный фарс. Он переоделся и поехал к врагу и стал в дверях залы. Увидя его, Крузенштерн не скоро поверил глазам.

— Граф Толстой, вы ли это? — спросил он наконец, подходя к нему.

— Как видите, — отвечал незваный гость. — Мне было так весело на острове, куда вы меня высадили, что я совершенно помирился с вами и приехал даже вас поблагодарить.

Вследствие этого эпизода своей жизни он был назван Американцем.

Гр Ф. И. Толстой и П. А. Нащокин обменялись, в знак вечного союза, кольцами, с которыми были похоронены, и дали друг другу слово, что тот из них, который почувствует приближение смертного часа, вызовет другого, чтобы умереть у него на руках. Первый на очереди стоял Толстой. Когда, по его настоятельному требованию, доктор ему объявил, что его дни сочтены, он велел написать немедленно Нащокину, что умирает и ждёт его.

Пётр Александрович жил тогда в деревне. Кто-то заметил вполголоса в спальне Толстого, что его задержит, вероятно, плохое состояние дорог, по которым не было решительно проезда. Граф Толстой услыхал эти слова и сказал:

— Его ничто не задержит! Будь он на том крае света, он приедет, лишь бы не лежал, как я, на смертном одре.

Нащокин не замедлил, действительно, явиться в Москву и не отходил от умирающего до последней минуты.

(Русская старина. 1878. № 3. С. 538–540; № 6. С. 334)

БИОГРАФИЯ САРРЫ

В 1839 году в Москве, в типографии С. И. Селивановского, напечатали изящное двухтомное издание — «Сочинения в стихах и прозе гр С. Ф. Толстой». Оно было инициировано Американцем и, как сообщалось, выпущено в свет «для избранного круга родных и друзей гр Ф. И. Толстого». Первая часть этих «Сочинений» открывалась анонимным очерком «Биография Сарры» (с. VII–LXVII), который мы сочли необходимым включить в настоящую книгу.

Подробнее и проникновеннее описать семейную трагедию Толстых, нежели это было сделано сто семьдесят лет назад, вряд ли кому-нибудь и когда-нибудь удастся.

Хотя вступительный очерк очень интимного характера и остался неподписанным, есть весьма веские основания атрибутировать его как сочинение самого Фёдора Ивановича Толстого. В доказательство приведём хотя бы следующие аргументы: автор продемонстрировал исключительную, недостижимую для человека постороннего, осведомлённость о деталях домашней, скрытой от чужих глаз, жизни девушки; в «Биографии Сарры» есть стилистические переклички с иными толстовскими текстами; несколько раз граф фактически проговорился; его, Американца, наконец, выдают безграничные любовь и скорбь — чувства, излившиеся на бумагу с редкостной экспрессией и откровенностью, явно по-родственному, а конкретнее — по-отцовски.

Допускаем, что изначальный вариант очерка, созданного безутешным экзальтированным отцом, был деликатно отредактирован М. Н. Лихониным (1802–1864) — поэтом, критиком и переводчиком, который подготовил московский двухтомник к печати и снабдил его собственным «Предисловием переводчика» (с. LXIX–LXXV).

На страницах жизнеописания графини Сарры Фёдоровны Толстой обнаруживается и ряд ценных, отсутствующих в прочих источниках, материалов для биографии нашего героя.

Девица гр С Толстая родилась 1820 года, августа 20 числа, от гр Толстого, известного в обществе под именем Американца, и от цыганки Дуняши, вовсе неизвестной . Как ангел-утешитель, явилась Сарра на белый свет; живыми восторгами приветствовали новорожденную малютку. Ах! но и это солнце счастия и радости взошло в чёрной туче — вёщей туче будущего злополучия!