К концу этого месяца Гантанас попросил его подняться после обеда на большую галерею. Когда Тис подошел к нему, старик как раз водил пальцами по несуществующему этажу средней башни.

– Да, – пробормотал он, оборачиваясь, – Стебли полны загадок. И четыре предела – не самая главная из них.

– Что Гаота разглядела во мне? – спросил Тис. – Я не закрывался. Меня научили скрывать свои мысли, быть сдержанным, таить свои умения, но свою суть я не скрывал. Что она разглядела во мне? Ведь она рассказал об этом вам?

– Рассказала, – кивнул Гантанас. – Как ты уже знаешь, я просил ее об этом, чтобы она пригляделась к тебе. Но когда она пришла ко мне, чтобы отчитаться об увиденном, точнее, когда они пришли ко мне, потому что разделить эту троицу на части уже, кажется, никому не под силу, она сразу поставила условие – чтобы она ни рассказала мне, я должен рассказать это же тебе.

– Поэтому мы сейчас здесь? – спросил Тис.

– И поэтому тоже, – кивнул Гантанас. – Хотя, признаюсь, я в любом случае передал бы этот разговор тебе. Более того, я бы предупредил бы Гаоту, что все расскажу тебе еще до того, как она рассказала бы мне.

– Почему? – спросил Тис. – Разве не выгоднее хранить это в тайне?

– Выгоднее? – пожал плечами Гантанас. – Кто может оценить выгоду? По мне так выгоднее быть честным. Всегда выгоднее. Если ты честен, тебя могут предать. Но если ты сам предаешь, то твоим противникам не придется переступать через себя. Они будут стократ сильнее. А ты будешь повержен еще до схватки.

– И что она сказала? – спросил Тис.

– Это не проклятье, – вздохнул Гантанас. – Да, у тебя есть рана на руке, которая нанесена магическим путем, и есть что-то вроде туманной нити, связывающей тебя с кем-то, но это не метка, которую ставит великий колдун. Это связь, как та, что бывает с отцом или с матерью. И я не могу этого объяснить. Такие вещи не совершаются ножом. Даже ножом Дайреда. Они или есть, или нет. Эта связь не наведенная магия. Эта нить – часть тебя. Или ты часть ее. Нож лишь разбудил ее, а не связал тебя с кем-то. Гаота сказала, что ты соткан из тьмы.

– Из тьмы? – не понял Тис.

– Это всего лишь слова маленькой девочки, – развел руками Гантанас. – Тьма – это не обязательно зло. Это то, чего нельзя пронзить взглядом.

– Но тогда получается, – Тис наморщил лоб, – что я представляю опасность?

– Не думаю, – задумался Гантанас. – Во всяком случае, не больше, чем все остальные.

– А вы уверены во всех остальных? – спросил Тис.

– Уверен ли я? – удивился Гантанас. – Я даже не уверен, что все дети, что учатся в Стеблях – дети. Впрочем, я сказал тебе то, что должен был сказать. Наверное, рано или поздно нам придется еще поговорить с тобой, и не один раз. Я еще должен рассказать тебе о твоей семье, пусть я и сам не все знаю о ней. Но главное я сказал. Ты ведь и сам хочешь спросить меня о чем-то?

– О многом, – кивнул Тис. – Но сначала мне нужно присмотреться ко всему. Я здесь чуть больше месяца. Хотя, пара вопросов у меня есть. Вы знаете, что я помог Джору?

– Да, – кивнул Гантанас. – Ты отдал ему свой браслет.

– Не свой, – качнул головой Тис. – Не свой и отдал на время. Но я обещал по-настоящему помочь ему. Закрыться от этого…

– Да, Стебли полны загадок, – снова обернулся к изображению крепости Гантанас.

– У меня есть один ключ, который я хотел бы открыть… – проговорил Тис. – Чтобы помочь Джору. Я уже говорил, что пока я открыл только один. Тот, который отчасти помог мне укрыться от Олса, когда он пытался высмотреть меня. Помог мне скрывать свое истинное лицо в Дрохайте. Но тогда я месяц провалялся в постели с жаром. Как мне быть?

– Иди к Хиле, – кивнул Гантанас. – Я предупрежу ее. Если уж и валяться в постели с жаром, то там, где к этому будут готовы. К тому же я слышал, что каждый следующий ключ дается легче, хотя это слишком древняя магия, она давно не применяется, да и ключи могут быть разной силы. Береги их.

– Берегу, – кивнул Тис. – Это все, что осталось у меня от матери. Кроме ее меча, который сейчас у Алаин.

– Да, – опустил голову Гантанас. – Я помню тот меч. Кстати, Габ сказал, что твой меч выкован мастером. И ведь он говорил это о тебе. Я даже загордился, словно он похвалил моего сына.

– У вас нет сына? – спросил Тис.

– И не было никогда, – вздохнул Гантанас. – Но это… просто судьба. Вы все… как мои дети. Помни об этом. Даже если однажды боль вновь поглотит тебя с головой.

Он пробормотал еще что-то, но Тис уже не расслышал его слов, хотя еще минуту стоял у изображения крепости и смотрел, как по большой галерее в сторону книгохранилища идет высокий и худой старик, и его седины то вспыхивают солнцем, то погружаются во тьму, отмечая потоки света, падающие из высоких бойниц.

– Тис! – раздался голос Джора. – Я тебя потерял! Тебя Гантанас не снял с урока Пайсины? Ты идешь или нет в средний зал? Надо переодеться!

– Иду, – ответил Тис.

Через недели две после этого разговора, уже почти в начале весны Тис выудил из кисета пергаментный рулончик с надписью «мертвые» и пошел к Хиле.

Уже на второй день после того, как три меча неразлучной троицы перекочевали в шкафчики, Гаота с удивлением заметила, что поднимаясь по лестнице, придерживает отсутствующие ножны рукой, хотя тот же Тис, оказавшийся на половину пролета впереди, размахивал руками, как будто так и ходил всю жизнь налегке. Гаота оглянулась, окинула взглядом подружек, который точно таким же жестом пристроили ладони на левом бедре и, похлопав себя по тому же месту, вызвала их дружный хохот. Бегать по пустым коридорам и лестницам без меча было и в самом деле куда удобнее, чем с мечом, и все же каждый вечер Гаота открывала бронзовый замок, извлекала из деревянного хранилища меч и подолгу держала его в руках. Если бы еще при этом перед ее глазами не вставала та уже как будто давняя картина этого же меча, лежащего на груде поверженных врагов. Меча, рукоять которого сжимала рука ее матери.

Дни шли своим чередом. Появление Тиса не вызвало того оживления, которое, как понимала уже задним числом Гаота, вызвал ее приход. Волей неволей, они стали с ним противоположностями, но касалось это только прохождения четырех пределов. Всем, кто стал свидетелем попадания Тиса в Стебли, показалось, что он прошел это испытание играючи, обычной походкой, примерно так, как проходит четыре предела старик Тид или как преодолевает их Синай, не делая различия между заколдованным путем и обычным, а она облила их собственной кровью, и это обстоятельство словно заноза донимало ее. С другой стороны, вспоминать о пережитых мучениях ей было больно, и она постаралась углубиться в других заботы.

Та прогулка с Тисом, которая с каждым днем словно рассеивалась в памяти, все же заставила Гаоту, да и ее подружек, взглянуть на крепость другими глазами. Но сначала они устроили в своей комнате тайный совет четырех, считая четвертым рыжего кота, который усердно мурлыкал до окончания секретного совещания и даже еще дольше. Троица старательно перелистала доверенную им книгу учета надписей на стенах крепости, ничего интересного там не нашла, сделала вывод, что все работа у них еще впереди и рукой Йоры, как самой аккуратной из всех троих – вывела на странице, выделенной для главной галереи: «Тайное становится явным для тех, кто обнаруживает его, не будучи тайным для тех, кто взирает на все подобно солнцу. Выйти, но не войти, исход первый». Переглянувшись, подружки решили, что равенство трех башен на соседнем рисунке в большой галерее тоже заслуживает занесения в порученный им учет, и Йора, высунув от напряжения язык, вычертила – «Рисунок, изображающий Стебли со стороны Медвежьего урочища, отличается от реального вида крепости. На нем все башни одинаковой высоты».