– Совсем даже не возражаю, – ответила я. Пусть уж лучше идет рядом со мной, подумала я про себя, чем сверлит насквозь своим внешне бесстрастным, но очень сосредоточенным взглядом.

– Тогда отправляйтесь на экскурсию прямо сейчас, – немедленно предложил нам Эрлинг. – И обязательно загляните ко мне попрощаться, когда будете уходить. Еще раз от всей души благодарю вас, Вильем, за ваше вдохновенное выступление.

Мы трое вышли из концертного зала, а дальше уже только с Каспари направились через лес к дому Эдварда Грига. Вошли в дом, проследовали в гостиную. На деревянном полу возле одной из стен стоял старинный «Стейнвей». Остальная обстановка представляла собой эклектичную смесь из простой деревенской мебели и нескольких элегантных образчиков из красного дерева и ореха. На стенах, облицованных панелями из сосны приятного цвета спелого меда, висели многочисленные портреты и пейзажи.

– До сих пор чувствуется атмосфера жилого дома, не правда ли? – обратилась я к своему спутнику.

– Вы правы, – согласился со мной Вильем.

По всей комнате были разбросаны фотографии в рамочках, на которых были запечатлены Григ и его жена Нина. Одна из них, та, на которой они были засняты на фоне рояля, особенно привлекла мое внимание. На губах Нины застыла легкая улыбка. Понять выражение лица Грига было труднее. Тяжелые густые брови и пышные усы придавали ему непроницаемый вид.

– Какие они оба крохотные на фоне этого огромного рояля, – невольно удивилась я. – Прямо как две маленькие куклы!

– Да, они оба были невысокого роста, не более пяти футов. А вы знали, что у Грига был коллапс легкого? И когда он фотографировался, то всегда подкладывал под пиджак небольшую подушечку. Поэтому он всегда на фотографиях прижимает одну руку к груди.

– Надо же! А я этого и не знала, – пробормотала я вполголоса, пока мы медленно шли вдоль стен, разглядывая выставленные экспонаты.

– А почему вы решили оставить музыку? – неожиданно поинтересовался у меня Вильем. В принципе, такой стандартный вопрос, к которым я уже привыкла. Но в эту минуту Вильем показался мне очень похожим на такой процессор, который работает в автоматическом режиме по заранее заданной программе. Что-то щелкнуло у него внутри, словно подсказывая, что предыдущая тема уже обработана и надо переходить к следующей теме, указанной в общем списке.

– Я стала профессионально заниматься парусным спортом.

– То есть вместо флейты решили поиграть на волынке, чтобы ваши товарищи по команде могли сплясать под эту музыку матросский танец хорн-пайп? – Он издал короткий смешок, явно довольный собственной шуткой. – По флейте не скучаете?

– По правде говоря, последние годы скучать просто не было времени. Парусные гонки стали моей жизнью.

– А я вот не могу представить собственную жизнь без музыки, – негромко обронил Вильем, кивнув в сторону рояля Грига. – Этот инструмент для меня и страсть и боль одновременно. И основная движущая сила в моей жизни. Больше всего я страшусь заработать артрит, когда пальцы перестанут гнуться. Музыка для меня все, а я без нее – ничто. Понимаете?

– Значит, вы верите в собственный талант сильнее, чем я. В какой-то момент учебы в консерватории я вдруг почувствовала, что достигла потолка своих возможностей. Как бы много я ни работала, а существенных перемен к лучшему в моей игре не наступало.

– О господи! Да подобные страхи меня снедают каждый день и на протяжении уже многих и многих лет. Но я должен верить в то, что в моей игре все же есть прогресс, иначе я просто убью себя. А сейчас предлагаю отправиться в тот домик, где великий Эдвард Григ сочинял свои шедевры.

Домик расположился неподалеку от основного дома, в котором обитало семейство Грига. Глянув через стекло в парадной двери, я увидела скромное пианино, стоявшее у стены, рядом примостилось старое кресло-качалка. Возле большого окна с видом на озеро – небольшой письменный стол. А на столе – еще одна лягушка, точная копия моей. Но о лягушках я решила пока не заводить разговор со своим новым знакомым.

– Какой потрясающий вид! – вздохнул Вильем. – Такие красоты могут вдохновить кого угодно.

– Но как-то здесь уж очень одиноко, вы не находите?

– Лично я не имею ничего против одиночества. Более того, я счастлив, когда я один. Наверное, я очень самодостаточный человек, – с некоторым недоумением пожал плечами Каспари.

– Кстати, я в одиночестве тоже чувствую себя вполне комфортно. Хотя в последнее время все чаще ловлю себя на мысли, что одиночество в конце концов сведет меня с ума. – Я взглянула на Вильема с доброжелательной улыбкой. – Ну, что? Пошли назад?

– Да, пора возвращаться. Ко мне в отель к четырем часам должен подъехать журналист. Хочет взять у меня интервью. Администратор здесь, в музее, сказала, что закажет мне такси. А вы где остановились? Могу подвезти вас до города.

– Дело в том, что пока еще нигде. Поездка сюда была довольно спонтанной, потому я не бронировала заранее номер в отеле, – пояснила я Вильему, пока мы спускались вниз с горы. – Думаю, в городе имеется справочно-информационный центр для туристов, и там мне наверняка помогут.

– А почему бы вам для начала не проверить наличие свободных номеров в моем отеле? Чистота идеальная, здание стоит на берегу старинной бухты. Прекрасный вид на фьорд. Кстати, я весьма впечатлен вашим полнейшим безразличием по отношению к тому, где и как устроиться. Лично я, отправляясь в дорогу, бронирую себе номер за многие недели вперед. Мне важно заранее знать, где я буду обитать. Неопределенность в этом вопросе может надолго выбить меня из колеи.

– Наверное, сказались годы занятий парусным спортом. Они сделали свое дело и сформировали, можно сказать, наплевательское отношение к удобствам или к их отсутствию. Полнейший пофигизм, или, если по-научному, политика laisessz-faire. Одним словом, мне все равно, где и как. В принципе, я могу спать на чем придется.

– Зато у меня крен в другую сторону. Я буквально помешан на организационных вопросах. Знаю, моя дотошность зачастую сводит с ума всех, кто вынужден общаться со мной.

Я забрала свой рюкзак у Элси, той девушки, которая встретила меня на кассе, потом подождала у входа, пока Вильем утрясал вопросы с такси. Разглядывала его исподтишка и думала, что внутреннее напряжение, которым он постоянно снедаем, проявляется и чисто внешне, например, в том, как он держится. Даже сейчас, пока Элси разговаривает по телефону с оператором из таксомоторного парка, выясняя время прибытия машины на место, он не выглядит расслабленным. Глянешь на этого человека со стороны, настоящий солдафон. Каждый мускул напряжен, руки сжаты в кулаки, жилы выпирают наружу.

Гонимый… Именно так, несчастный, гонимый человек, мелькнуло у меня.

– Итак, где же вы обитаете, когда не носитесь по океану под парусом и не блуждаете по белу свету в поисках информации о давно умерших музыкантах и их женах? – поинтересовался он у меня, когда такси наконец прибыло и мы уселись в него.