чувствовал, что такое любовь. Ты не не знаешь, что такое любовь.

Его ноздри раздуваются. Это гнев, это ярость, но не по правильным причинам.

— Я даю тебе больше, чем кому-либо в своей жизни, Глиндон. Я даю тебе моногамию, свидания, на которые мне обычно наплевать, и я даже развлекаю твоих друзей и семью. Я пощадил твоего брата и предпочитаю не драться с твоим кузеном, как бы он меня ни провоцировал. Я чертовски терпелив к твоим раздражающим ссорам, отрицаниям и драматизму. Я говорил тебе, что моя терпимость и приятные фазы не приходят естественным образом. Ни капельки, ни даже, блядь, близко. Так что будь благодарна, прими то, что я предлагаю, и перестань быть чертовски трудной на каждом шагу.

Я не могу сдержать слезу, которая стекает по другой щеке.

— Того, что ты мне даешь, недостаточно.

— Глиндон, — выдавливает он из себя.

Я закрываю глаза.

— Я хочу домой.

— Открой свои гребаные глаза.

Я открываю, хотя через некоторое время повторяю, на этот раз напористо:

— Я хочу домой.

Его челюсть сжимается, но он медленно отпускает меня и идет к водительской двери.

Я засыпаю со слезами на глазах и осколком боли в душе.

Но по правде говоря, я должна винить только себя за чувства к психопату.

* * *

Рука похлопывает меня по плечу, и я просыпаюсь, думая, что мы приехали в общежитие. Вместо этого мы оказались перед самолетом.

Может быть, я слишком много выпила или мне кажется, что мы в аэропорту.

Киллиан появляется в моей двери, его лицо закрыто, он похож на темного лорда, которому нравятся маленькие девочки.

— Пора идти.

— Куда идти? — спрашиваю я, полуиспуганная, полупьяная.

Его указательный палец стучит по двери.

— Домой.

Глава 31

Киллиан

— Скажи мне, что ты шутишь. Я недостаточно трезва для твоих игр, Киллиан.

— Мы действительно летим. Боже мой, да что с тобой такое?

— Я звоню в полицию. Мы можем вызвать полицию с воздуха? Алло, офицер, меня похищает сумасшедший псих.

— Я не могу поверить, что Анника отдала тебе мой паспорт. Ты угрожал ей, не так ли?

— Я даже не люблю летать. Это страшно. Я не позвонила сначала дедушке. Что если я никогда больше не буду с ним разговаривать?

— Если я умру, то превращусь в страшное привидение и буду преследовать тебя до смерти, урод. Я буду жить в твоих кошмарах.

— Гарет, сделай что-нибудь!

Такова, в двух словах, была словесная рвота, которой Глиндон одарил нас во время полета. Ее чувство паники росло с каждой минутой, как и ее воображение.

Мне пришлось остановить ее после того, как она попросила Гарета о помощи. Потому что к черту этого парня.

Он не должен был присоединяться к нам. И что с того, что он должен был вернуться домой сам и даже попросил у Николая его частный самолет? И да, я мог угнать его самолет, но все равно, он постоянно возвращается. Он мог бы позволить нам взять самолет в свое распоряжение.

Самолет достаточно просторный, чтобы вместить небольшую армию со всем их снаряжением. Удобные кресла сделаны из высококачественной кожи и достаточно просторны, чтобы в них поместились два человека.

Дядя Кайл купил эту крошку в подарок тете Рае на одну из их годовщин, и Николай крадет его всякий раз, когда ему нужно лететь домой — и Гарет, оглядываясь назад.

Не я, потому что я возвращаюсь в Штаты только летом.

Зная, что его присутствие нежелательно, Гарет устраивается на сиденье у окна в нескольких рядах впереди нас, с наушниками в ушах и планшетом в руках.

Я у окна, а Глиндон рядом со мной, ее зрачки расширены, а губы надуты и приоткрыты. Но поскольку она скользкий кролик, она все равно наклоняет голову, чтобы посмотреть на пейзаж, несмотря на свою очевидную аэрофобию.

За полчаса, прошедшие с момента нашего отлета, она была скована, неоднократно выходила из себя и доводила себя до паники. И хотя внимание к ней притупило мои мысли о том, куда мы летим, мне не нравится видеть ее в таком состоянии.

Хорошо, что страх и чашка кофе немного отрезвили ее.

Она все еще немного пьяна, судя по медленному морганию и блеску в ее ярко-зеленых глазах.

— Перестань смотреть в окно, если тебе так страшно.

— Что если мы упадем, например, носом прямо в океан. Мы все умрем, нас съедят акулы, и они могут никогда нас не найти. Это будет так больно.

— Вообще-то нет, мы находимся на высоте более двадцати тысяч футов, так что если мы упадем с такой высоты, то от силы тяжести мы потеряем сознание примерно через двадцать секунд. Хорошая новость в том, что ты ничего не почувствуешь. Плохая новость — не останется никаких остатков для восстановления, поскольку сила падения дезинтегрирует нас и корпус самолета.

Она наконец-то оторвала свое внимание от окна и уставилась на меня так, как будто я убил ее любимого щенка.

— Это должно было заставить меня чувствовать себя лучше?

— Зависит от того, перестанешь ли ты думать, что мы разобьемся. Это не так уж часто случается.

— Но случается.

—ТТогда считай, что это твой последний боевой клич. Хочешь напоследок потрахаться?

— Ты не смешной. — Она сглатывает. — Полеты действительно заставляют меня нервничать. Поэтому я заставляю Сесили и Аву ехать со мной всю дорогу от Лондона до острова.

— Это потому, что твоя голова находится не в том месте. Вместо того чтобы сосредоточиться на аварии и самолете, тебе нужно занять свое время чем-то другим.

— Например?

— Сядь ко мне на колени.

— Я не в настроении для секса, Киллиан.

— Я не буду тебя трахать.

— Правда?

— Правда. Гарет мог бы услышать твои громкие стоны, и тогда мне пришлось бы выбросить его из самолета. Так что иди сюда.

Она колеблется какое-то время, прежде чем встать, потом останавливается.

— Ты только что сказал это. А Гарет прямо там.

— Но это не значит, что я не могу тебя трогать. — Я хватаю ее за запястье и тяну так, что ее ноги раздвинуты на моих бедрах.

Затем я обхватываю руками ее талию, поглаживая кожу под ее топом медленными круговыми движениями.

Она смотрит на меня минуту, ее дыхание медленно успокаивается. Тогда я целую ее лоб, наслаждаясь