В этой связи понятен курс руководства страны по реализации потенциала ЕАЭС с участием России, Казахстана, Белоруссии, Армении и Киргизии. На данном этапе вопрос ставится о максимальной реализации свободы передвижения товаров, услуг, капиталов, рабочей силы[255]. Как справедливо отмечает Владимир Путин: «…региональная интеграция, а весь мир идет по этому пути, — наиболее действенное средство для максимального использования внутренних ресурсов роста, повышения конкурентоспособности на мировых рынках, и, безусловно, мы уже много раз об этом говорили, вместе мы сильнее, нам проще реагировать на глобальные вызовы»[256].

Исходя из этих соображений, взят курс на строительство Евразийского союза как сообщества равноправных партнеров. Заложенное в создание союза равноправие является ключевым условием динамичного развития альянса, исключающее взаимное недоверие. Это принципиально важно для бывших союзных республик. Партнеры исходят из того, что «Евразия не является синонимом России»[257]. Несмотря на очевидную доминирующую роль России как крупнейшей экономики региона, евразийский проект — по крайней мере, его политическое измерение — не может являться «российско-центричным» феноменом, считают эксперты[258]. Впрочем, политическая сторона евразийской интеграции отнюдь не умоляет ее экономической составляющей. Партнеры ожидают от России инициатив в предложении выгодных совместных проектов[259].

Россия безусловно является идеологическим, экономическим и административным лидером процесса евразийской интеграции. Последняя успешно развивалась, когда российское руководство уделяло этому процессу приоритетное значение. И приостанавливалась, когда глава российского государства этому процессу переставал уделять этому процессу должное внимание. Ключевая роль России в евразийской интеграции определяется исторически и объективно неоспоримым экономическим и политическим доминированием. На долю России приходится 87,6 % экономического потенциала, 78,4 % населения и 83,9 % территории Евразийского Экономического Союза. Это создает как преимущества, так и определенные сложности в формировании структур евразийской экономической интеграции.

В самый сложный период евразийской интеграции, когда в 2009–2011 годах создавался таможенный союз Белоруссии, Казахстана и России, ведущая роль Российской Федерации формально закреплялась в правилах процедуры принятия решений интеграционных структур. Доля голосов каждого государства соответствовала его доле в финансировании бюджета. В первом наднациональном органе — Комиссии Таможенного Союза — доля России в его бюджете составляла 57 %, столько же голосов она имела при принятии решений, соответственно доля Беларуси и Казахстана составляла по 21,5 %. С переходом к созданию ЕАЭС и преобразованием Комиссии ТС в Евразийскую экономическую комиссию, было установлено абсолютное равенство всех сторон при принятии решений, в то время как доля России в финансировании бюджета достигла 88 % в соответствии с ее долей в распределении доходов от поступления импортных пошлин. Это решение влечет противоречивые последствия.

С одной стороны, формальное уравнивание России с другими государствами-членами ЕАЭС может повлечь усложнение принятия решений и снижение темпов евразийской интеграции. Вследствие уравнивания всех государств-членов в количестве голосов и в представительстве в органах управления с наделением каждого правом ветирования решений наднационального органа резко возросла сложность принятия общих решений. Следствием этого уже стало затягивание формирования единого экономического пространства, завершение которого отодвинуто с 2017 на 2024 год. Параллельное расширение наднациональной бюрократии повлекло многократное увеличение численности и удорожание работы наднационального органа — средние расходы на одно решение Евразийской экономической комиссии возросли более чем в 20 раз по сравнению с предшествовавшей ей Комиссией таможенного союза.

С другой стороны, наделение сторон абсолютным институциональным и юридическим равенством в органе управления интеграцией призван снять любые поводы для недоверия национальных элит интегрируемых государств и устранить настороженное отношение к ЕАЭС со стороны его потенциальных новых членов. В долгосрочной перспективе, при условии подконтрольности наднациональной бюрократии и ее ответственности за ход интеграционных процессов, этот подход представляется оправданным.

Россия объективно является основой процесса евразийской интеграции, ослабление ее формальных позиций может быть компенсировано усилением идеологической составляющей этого процесса, разделяемой всеми его участниками. Для этого нужно подняться над сугубо экономической составляющей, определяющей в настоящее время смысл этого процесса, расширив его понимание образованием новой целостности и обратившись к философским истокам евразийства.

Говоря о евразийской интеграции, мы, как правило, имеем ввиду ее экономическую составляющую хотя глава России В. Путин отметил, что «мы предлагаем модель мощного наднационального объединения, способного стать одним из полюсов современного мира и при этом играть роль эффективной «связки» между Европой и динамичным Азиатско-Тихоокеанским регионом»[260]. Да и само название его статьи — «…проект для Евразии.» выходит далеко за пределы чисто экономическому пониманию идеи евразийской интеграции.

В. Путин неоднократно говорил о перспективе формирования общематериковой зоны сотрудничества от Лиссабона до Владивостока на основе отношений свободной торговли и взаимовыгодной кооперации. Российский лидер видит евразийскую интеграцию намного шире, чем только создание ЕАЭС, включая в нее не только объединяющую последний с Китаем и Индией ШОС, но и Большую Европу[261]. Эту мысль В. Путин развил на заседании Совета Россия-ЕС, однако он же указал на предсказуемую реакцию европейских партнеров, в отличие от российской стороны неготовых к такой постановке вопроса[262].