Власть опасна для женщины, подумал он. Власть развращает, делает менее покорной. Не зря же мужчины везде и повсюду – от дворцов царей до лачуг бедняков – склоняют женщин к повиновению. Без причин такого не бывает. Женщины счастливее с хозяином. Как и мужчины. В конце концов, стаду нужен только один пастух. Сделав над собой усилие, он выбросил Артемисию из своих мыслей.

Ксеркс не знал, слышали ли фиванцы о его картах и имели ли они представление о масштабах кампании, закончившейся при Марафоне. Ему не требовалось их знание местности, чтобы направить стрелу в цель, но он рассчитывал проверить их верность. Они подтвердили существование прохода, по которому, по словам Артемисии, он мог провести армию в обход неприступных скал. Оттуда, из Фермопил, он мог бы наблюдать за своим флотом, проходя по пустынному берегу с громадным персидским молотом за спиной.

Поднявшись на невысокий холм, Ксеркс натянул поводья и позволил коню пощипать травы. Сам же медленно вдохнул и устремил взгляд вдаль, подняв руку и соединив большой палец с остальными. Этим старым трюком пользовались разведчики, когда нужно было сосредоточиться на чем-то одном.

Хотя расстояние было велико, он смог разглядеть армады, плывущие навстречу друг другу. Греки привели больше кораблей, чем предполагалось. Он невольно затаил дыхание, когда два фронта встретились и прошли насквозь друг через друга, как будто его молот разбил наковальню, по которой ударил. Края фронтов смешались, и он видел, как переворачиваются корабли и поднимаются столбы черного дыма. Битва продолжалась, но он так и не смог понять, у кого получилось лучше. К нему не долетали звуки сражения, он лишь услышал за спиной приказ остановиться, повторенный затем сотнями голосов, пока вся армия не замерла. Топот ног и стук копыт уже несколько дней стояли у него в ушах. И теперь относительная тишина показалась жуткой, особенно когда он представлял страх и крики ярости и боли задыхающихся, тонущих людей, медленно соскальзывающих в холодную глубину, прочь от света. Он содрогнулся при этой мысли.

Ксеркс обернулся, когда на холм поднялся Мардоний в сопровождении старших командиров. Полководец хотел спешиться, чтобы пасть ниц, но Ксеркс поднял руку:

– Я не могу понять… побеждаем ли мы…

Мардоний на мгновение скривился, как будто у него сломался зуб.

– Факты говорят сами за себя, великий царь. Оглянись и посмотри, как мало наших кораблей вообще дошло до места сражения. Жернов мелет впереди, и у нас в два или три раза больше кораблей. Наши капитаны знают, что ты наблюдаешь за ними, знают, что они должны пройти через греков, чтобы присоединиться к тебе, чтобы снова почувствовать на себе твой великий свет.

Ксеркс опустил голову, хотя и не был глупцом. Всю свою жизнь он терпел лесть от людей, которые хотели одолжений или надеялись повлиять на него или отвратить его гнев. Он не научился еще пропускать мимо ушей льстивые слова, особенно от людей поколения его отца, каким был Мардоний. Однако он знал, что нельзя доверять только словам. Он взглянул на полководца и увидел напряженную спину и расслабленные руки. Мардоний действительно выглядел спокойным и уверенным в себе, это с облегчением отметил молодой царь. Таков был его дар – вдохновлять других, и не в последнюю очередь своего собственного полководца. Ксеркс поднял голову и попытался расслабить руки:

– Тогда веди нас к этому проходу, Мардоний, к этим Фермопилам. Если они столь узки, как утверждают фиванцы, нам придется шагать побыстрее, чтобы не отстать от флота.

– Как пожелаешь, великий царь, – сказал Мардоний и взглянул на солнце, низко стоявшее над западными холмами. – Теперь уже недалеко. Мы разобьем лагерь поблизости от перевала и пройдем его одним маршем завтра на рассвете. Флот к тому времени отправится дальше, в чем я не сомневаюсь.

Глава 45

В месяц боэдромион дни становятся короче. Солнце еще жарило по-летнему, особенно когда людям приходилось сражаться под его жгучими, как плеть, лучами. Ксантипп поблагодарил Аполлона за его ясный свет и удачу на войне, потом поблагодарил Афину – за то, что персидский флот отступил до наступления тьмы. Ксантипп не знал, продолжат ли они в безумии своем сражаться ночь напролет, что было бы уж полным сумасшествием. В темноте оба флота могут столкнуться с опасностью протаранить собственные корабли. К тому же и экипажи были полностью измотаны. Некоторые гребцы храпели прямо там, где сидели, в скрипучей темноте внизу, откинувшись назад с закрытыми глазами.

Без всяких договоренностей, каждый сам по себе, оба флота разделились в сумерках и ушли искать безопасные гавани на ночные часы. Ксантипп ждал появления полумесяца, опасаясь, что при его свете персы приведут в действие какой-нибудь хитрый план.

Оставалось только надеяться, что их командиры нервничают не меньше. И только ближе к полуночи Ксантипп позволил триерарху Эрею и его команде выйти на мелководье и бросить якорь. Но даже и тогда они рисковали сесть на мель или разорвать днище о какую-нибудь невидимую скалу. Корабли собрались в одном месте, и Ксантипп уже был готов отойти ко сну, когда к борту подошла небольшая лодка. Его вызывал спартанский наварх.

Два молчаливых матроса, ничего не объяснив, повезли его по темным водам к другому кораблю. Услышав шлепок веревки по дереву, Ксантипп вслепую потянулся к ней и поднялся на верхнюю палубу. Неясная фигура с мечом наготове спросила, кто идет, и он назвал свое имя, а потом подождал, пока Эврибиаду скажут, что он пришел.

Пока Ксантипп стоял, в просвет между облаками выглянула луна, и ее блеск упал на воду длинной дорожкой. Спартанский корабль плавно поднимался и опускался в спокойном, мерном ритме. Ксантипп вдруг зевнул и потер ладонью лицо: только бы былая выносливость не исчезла, как сон. Когда-то он даже не думал о том, чтобы не спать всю ночь, а потом еще и сражаться на следующий день, если придется! В свои пятьдесят он предпочел бы, чтобы враги нападали только по утрам.

Он слышал, как на борт поднялся Фемистокл, – мужской голос прозвучал в нескольких шагах рядом, последовала какая-то шутка, и лодочники рассмеялись.

Ксантипп повернулся к нему в темноте и шепотом позвал по имени.

– Это ты, Ксантипп? – громко спросил Фемистокл.

– Хочешь подать сигнал персам? – зашипел на него Ксантипп. – Не мог бы ты говорить потише?

– Уверен, они все давно уже храпят, готовясь к завтрашнему дню. Как и следовало бы и нам, вместо того чтобы… А, Эврибиад! Какая честь!

Хотя лампы не горели,