Морис (появляется справа и выходит на середину сцены), Адриенна (стоит справа, спиной к Морису, и повторяет роль).

Адриенна.

«Мой тайный заговор, измена роковая,

Ужель сопернице лишь ими помогла я!..

…лишь ими помогла я!»

Морис (осматривает портреты и бюсты, украшающие фойе). Как красиво фойе Комеди Франсез, как прекрасно своей славой и воспоминаниями! Когда идешь тут по длинным коридорам, где как бы реет столько знаменитых теней, сразу же проникаешься каким-то глубоким благоговением – особенно когда сюда попадаешь, как я, в первый раз. Да, я здесь впервые и поэтому могу рассчитывать, что меня никто не узнает… даже сама Адриенна. Соблюдение тайны – вот мой последний долг перед герцогиней Бульонской.

Адриенна (замечает его). Морис!

Морис. Адриенна!

Адриенна. Вы? Здесь?

Морис. Я приехал в театр первым или почти первым, потому что дорожу каждой минутой, когда могу видеть вас.

Адриенна. Боже мой! Да вас, вероятно, приняли за какого-нибудь прокурорского писаря.

Морис. Пусть! Писари разбираются в искусстве не хуже остальных, если при одном имени Адриенны они приходят в восторг и кричат: «Браво!» Но занавес поднялся, и предо мной оказался лишь великий визирь со своим наперсником.

Адриенна. Немного терпения!

Морис. У меня ни капли терпения, когда я так близко и в то же время так далеко от вас… Я заметил в зрительном зале дверцу, куда вошел какой-то дворянин. Раз вошел он, значит, и я могу войти. «Вход воспрещен! Кого вы хотите видеть?» – «Мадемуазель Лекуврёр. Мне надо с ней переговорить. Она ждет меня».

Адриенна. Безумец! Вы меня компрометируете!

Морис. Чем же? Разве одним только вельможам дозволено любоваться вами вблизи? Остальные должны где-нибудь в уголке залы, втихомолку трепетать или плакать, не имея права поблагодарить вас за то, что вы привели в смятение их сердце и воспламенили ум? Надо было ждать конца спектакля, чтобы сказать вам: Адриенна, я люблю тебя!

Адриенна (прилагает палец к губам). Тише! (Показывает ему на свой костюм.) Роксана может вас услышать! Но прежде чем уйти, скажите в двух словах… ведь утром я даже не успела спросить… Вы совершили много подвигов? Вы были героем?

Морис. Ах, если бы это зависело только от меня!

Адриенна. Однако вы очень требовательны! А ваш молодой генерал, граф Саксонский, о котором так хорошо отзываются и которого мне очень хотелось бы увидеть, – он вами доволен, сударь?

Морис. Ах, граф Саксонский еще требовательнее меня. Но как бы то ни было, я не расставался с ним ни одного дня. Я был ранен.

Адриенна. Неподалеку от него?

Морис. Совсем рядом.

Адриенна. Это хорошо. Я содрогаюсь при одной мысли, что вы были ранены, и все-таки мне кажется, что путь опасностей – это ваш путь, что крутые дороги – это ваши дороги. Я уже видела вас однажды со шпагой в руке, и, когда я слушаю вас, когда вы мне, шутя, рассказываете, как вели себя в бою, – не смейтесь над моими предсказаниями, – я вижу в вас будущую знаменитость, вижу героя.

Морис. Дитя!

Адриенна. Нет, героев я хорошо знаю. Ведь я живу среди героев всех стран! Так вот – в ваших речах, в вашем взгляде есть что-то напоминающее Родриго и Никомеда[121]. И вы непременно добьетесь славы!

Морис. Вы думаете?

Адриенна. Добьетесь славы! Я заставлю тебя добиться!

Морис. Каким образом?

Адриенна. Я буду так расхваливать вашего молодого соотечественника, графа Саксонского, от которого все дамы без ума, что вам волей-неволей придется равняться по нему, хотя бы из зависти!

Морис (улыбаясь). Не представляю себе, чтобы мне пришлось когда-нибудь завидовать графу.

Адриенна. Какая самонадеянность! А у министра вы были?

Морис. Нет еще. Но я ему напишу.

Адриенна. Нет, нет, не пишите.

Морис. Почему же?

Адриенна. Потому что… знаете, орфографические ошибки…

Морис. Не понимаю.

Адриенна. Так вот. Первое письмо, которое я от вас получила, было очень пылким, очень нежным, оно тронуло меня до глубины души, но в то же время и насмешило до слез… у вас нет никакого понятия об орфографии.

Морис. Ну и что же? Я не собираюсь в академики.

Адриенна. Да для академиков орфография, положим, и не обязательна. Но вы ведь помните, мой милый варвар, что я взялась воспитать вас, отшлифовать ваш ум.

Морис. А я не забыл своих обещаний. Находясь вдали, я не раз принимался учить наизусть отрывки из Корнеля.

Адриенна (в восторге). Вы думали о Корнеле?

Морис. Не о Корнеле, а о вас, которая так хорошо его передает.

Адриенна. А томик Лафонтена[122], который я подарила вам на прощанье?

Морис. Я с ним не расставался. Он всегда, всегда хранился у меня вот тут и однажды спас меня от пули. Она оставила на нем след. Вот посмотрите.

Адриенна. И вы читали его?

Морис. По правде сказать – нет.

Адриенна. Не прочли даже басню «Два голубя», о которой я вам говорила?

Морис. Да, говорили. Но, простите, ведь это всего лишь басня.

Адриенна (с укором). Басня! Басня! Вы видите тут только басню! (Читает.)

«Друг друга всей душой два голубя любили»…

Морис. Как мы!

Адриенна.

«Но одному наскучил дом:

Решил, какие беды б ни грозили,

Он побывать в краю чужом»…

Морис. Как я!

Адриенна.

«Второй сказал: «Тяжка утрата!

К чему бросаете вы брата?

Разлука – горестный удел,

Но не для вас, жестокий»…