Светя фонариком, Хэнк осматривает стенки – может простоять еще сто лет, а может обрушиться и погрести все под собой через десять минут. Скорее второе. Он не может рисковать и бежать за подмогой, надо спуститься и вытащить Малыша. Хэнк отползает от ямы, переворачивается на спину и разворачивается ногами вперед. Дюйм за дюймом он начинает спускаться.

– Ну вот, выкопали мы пятнадцать футов… дядя Бен с дядей Аароном стояли внизу, а мы с Генри наверху отбрасывали землю… Спокойно, спокойно… И тут дядя Бен говорит, что ему надо сходить в дом за водой и что он тут же вернется. А, вот и ты, Малыш. Теперь ты можешь уцепиться за мой ремень?

– Я не чувствую пальцев, Хэнк. Мне кажется, они отмерли.

– Ну, каждый из нас понемногу умирает, а?

– Пальцы и ноги, Хэнк, – уныло говорит мальчик. – Они умерли первыми.

– Ты просто окоченел. Так. Давай-ка посмотрим, что тут можно придумать…

После нескольких попыток он снимает с себя ремень и, сделав петлю, пропускает ее под мышки мальчику, конец он привязывает к кожаной фирменной нашивке своих джинсов и начинает медленный подъем; разве что в небрежный тон его голоса вкрадывается какая-то дрожь.

– О'кей. Ну так слушай, Ли: я, конечно, не рассчитывал, что этой сосенке придется выдержать и тебя, и меня, я ее готовил только для тебя. Так что, если можешь, помогай мне. А если не можешь, ради Иисуса Христа, только не болтай ногами и не вертись… Вот так…

Ветер ударяет Хэнку в лицо, и он встает, широко расставив ноги. Он вытягивает мальчика за собой на ремне и в тот же самый момент чувствует, как песок начинает оседать. Он делает глубокий вдох и прыгает, перекатываясь на спину; Ли валится на него сверху. Из ямы доносится глухой всхлип, над ней повисает пыльное облако, пропитанное запахом гнилой древесины, и его тут же уносит ветер.

– Давай-ка рвать отсюда когти, – глухо говорит Хэнк и трогается в путь; собака идет за ним по пятам; мальчик трясется на закорках. – Ты, верно, понял, куда попал? – произносит он через несколько минут гробового молчания.

– Наверно, труба дьявола.

– Ага. Старик их так называет. Я не знал, что они еще сохранились. Понимаешь, Малыш, давным-давно здесь был сосновый лес. Никаких дюн не было, одни деревья. Но ветер все наносил и наносил песок, пока полностью не занес весь лес. Покрыл деревья песком до самых макушек. Деревья сгнили, оставив вместо себя вот такие щели, иногда лишь слегка присыпанные сверху песком. Туда-то ты и попал. И тебе еще повезло, потому что обычно, когда люди проваливаются в них, на них сразу обрушивается песок и… Но я бы хотел вот что понять, черт побери: какого дьявола тебя понесло через дюны к океану в такую темень? А? Ну-ка расскажи мне.

Мальчик молчит. Хэнк чувствует на своей шее его холодное мокрое лицо. Искореженная маска, болтаясь на резинке, шлепает то с одной, то с другой стороны. Хэнк не повторяет свой вопрос.

– В общем, больше никогда не ходи сюда. Труба дьявола не такое уж приятное место для ночевки даже в Хэллоуин. Хорошо еще, что со мной был этот пес, а то все твои следы занесло… Да. А! Так знаешь, что приключилось с дядей Аароном в этой яме? Понимаешь, мы ее копали недалеко от амбара, где Аарон держал старую лошадь – слепого мерина лет двадцати, не меньше, чтобы катать ребятишек. Аарон всю жизнь его держал и ни за какие коврижки не хотел с ним расстаться. В общем, этот мерин знал наизусть каждый дюйм двора – от дома до изгороди и от амбара до свинарника. Мы развлекались тем, что надевали на него шоры и пускали в галоп, но он никогда ни столба не задел, ничего такого. Ну ладно, короче, пока мы копали эту яму, никто из нас и не думал о нем. Кроме дяди Бена. Это относилось как раз к тому разряду вещей, о которых Бен умел думать. В общем, вылезает он из ямы за водой и кричит Аарону: «Генри с мальцом тоже пойдут глотнуть водички, Аарон! Скоро вернемся!» Оттаскивает он нас от ямы, прикладывает палец к губам и шепчет: «О'кей, а теперь тихо и смотрите». – «Что смотреть, болван?» – спрашивает папа, а Бен отвечает: «Молчи и смотри…»

Ну, мы с папой стоим. А Бен начинает утаптывать землю вокруг ямы – сопит и пинает ее обратно в яму. Но так, чтобы Аарон его не видел.

Аарон орет:

– Ааааа! Отойди, скотина, черт бы тебя побрал, отойди! Сейчас упадешь на меня! Отойди!

А Бену того и надо – фыркает и принимается еще пуще скидывать комки на Аарона. Аарон орет все громче и громче. И вдруг – трудно даже себе представить – какой-то скрежет, пыхтенье, и – бах! – Аарон выскакивает на поверхность! Чистых пятнадцать футов – ни веревки, ни лестницы, – вылетел как из пушки. Он и сам потом не мог объяснить, как это ему удалось. Папа и Бен подхватили его на плечи и с криками «ура!» принялись таскать до дома и обратно. Но знаешь, что мы увидели, когда вернулись обратно? На дне ямы лежал этот слепой мерин, естественно уже дохлый.

Когда я кончил рассказывать маленькому Ли эту историю о мерине, я думал, он рассмеется, или назовет меня обманщиком, или что-нибудь такое. Но он словно и не слышал. И еще я думал, когда доставал его, что он напуган до полусмерти, но и тут он меня озадачил. Вид у него был совершенно не испуганный. Он был спокоен и расслаблен – даже вроде умиротворен… А когда я спросил его, как он, он сказал – прекрасно. Я спросил, не страшно ли ему было там, внизу, и он ответил, что сначала было немножко страшно, а потом нет. Я спросил его: «Как это вышло?» Я сказал: «Лично я трясся все время, пока лез вниз и обратно». А он помолчал и промолвил: «Помнишь канарейку, которая у меня была? Я все время боялся, что кто-нибудь оставит открытым окно, она простудится и умрет. А потом она умерла, и я перестал бояться». И произносит он это прямо так, как будто счастлив. И теперь, когда я спрашиваю его, не испугался ли он этих панков, которые измывались над ним на берегу, он ведет себя точно так же беспечно, словно пьяный. Я говорю: «Неужели эти чертовы сосунки не понимали, что волны могут накатить на тебя машину?»

– Не знаю. Может, понимали. Их это не слишком беспокоило.

– Ну а тебя? – спрашиваю я.

– Не так сильно, как тебя, – говорит он, ухмыляясь и стуча зубами от холода, пока я веду машину к дому Джо; похоже, он чем-то очень доволен. Но, несмотря на весь его улыбающийся и довольный вид, я не могу отделаться от навязчивого ощущения, что он отправился к океану по той же причине, по которой мальчишкой пошел через дюны, и что я ко всему этому, как и тогда, имею какое-то отношение. Может, это пререкание, которое у нас вышло вчера после охоты, может, еще что-то. Одному Богу известно.

Помаленьку я ему рассказываю, что сегодня приключилось, как вернулся Ивенрайт с копией документов и как народ просек, где зарыта собака.

– Кстати, может быть, поэтому эти панки и устроили тебе вивисекцию.

– Тогда понятно, почему они так переменились ко мне, – добавляет он. – Они подвозили меня днем на машине, и не то чтобы были чересчур любезны, но по крайней мере никто из них не пытался меня утопить. Наверное, узнали новости в пивбаре. Может, они для того и вернулись на пляж, чтобы отыскать меня.