не случилось, мы даже не очень устали. Лео сказал, что все «идет как по маслу», но я напомнил ему, что хорошее начало еще не залог благополучного исхода. И я был прав: наши трудности только-только начинались. Горы оказались куда выше, чем мы полагали: два дня ушло только на преодоление нижних склонов. Солнце уже размягчило снег, идти стало трудно, и даже у таких опытных путешественников, как мы, его постоянный блеск вызывал мучительную резь в глазах.

Утром седьмого дня мы достигли устья извилистого ущелья, которое уходило в самое сердце гор. Это был единственно возможный путь, по нему мы и направились и очень обрадовались, когда по некоторым признакам поняли, что некогда здесь пролегала дорога. Видеть ее под толщей снега мы, конечно, не могли. Но то, что мы идем по дороге, не вызывало никаких сомнений; даже когда мы проходили по самому краю пропасти, наша тропа, как бы крута ни была, всегда имела плоскую поверхность; более того, окаймлявшая ее с одной стороны каменная стена была кое-где подрублена человеческими руками. Снег с этой отвесной стены давно уже стаял, и мы видели отчетливо следы инструментов.

В некоторых местах — обычное в Тибете дело — дорога некогда проходила через деревянные мостики; эти мостики вместе со всеми опорами давно уже сгнили. Мы вынуждены были делать большие крюки, чтобы обходить подобные провалы, но каждый раз, хотя и с долгими задержками, преодолевая трудности и опасности, все же выбирались обратно на дорогу.

Особенно для нас мучительными — и тут не могли помочь ни ловкость, ни опыт, приобретенные в многочисленных восхождениях, — были морозы, весьма суровые на такой высоте: всю ночь напролет бушевали пронизывающие ледяные ветры, их шум не смолкал ни на минуту.

Наконец, уже на десятый день, мы достигли конца ущелья, и, так как близилась ночь, нам не оставалось ничего, кроме как остановиться на ночлег. У нас не было топлива, чтобы вскипятить воду: мы утоляли жажду, глотая комки смерзшегося снега; боль в глазах не давала нам спать, и, как ни жались мы к яку, как ни кутались в меховые одеяла, зубы у нас стучали, точно кастаньеты, от холода.

Занялась заря, взошло солнце. Мы выползли из шатра и, не сворачивая его, кое-как разминая онемевшие ноги, доковыляли до поворота ущелья, надеясь там отогреться в солнечных лучах, которые еще не скоро достигли бы нашего лагеря.

Лео первый свернул за угол, и я услышал его изумленное восклицание. Через несколько секунд я присоединился к нему и тоже замер от удивления: перед нами открылась Земля Обетованная!

Далеко под нами, по меньшей мере в десяти тысячах футов, поскольку мы смотрели с самой вершины горы, до самого окоема простиралась равнина. Она была совершенно плоская, явно аллювиального характера: давным-давно, в века незапамятные, здесь, видимо, находилось дно одного из тех обширных озер, которых в Центральной Азии довольно много, и почти все они постепенно высыхают. Среди ее унылого однообразия высилась одна-единственная гигантская гора в снежном венце: и даже на таком отдалении мы ясно видели ее очертания. И не только очертания, но и гигантский плюмаж дыма над ее закругленной вершиной; это был активно действующий вулкан; на краю его кратера чернел огромный Знак жизни.

Да, вот он перед нами — тот самый символ, который привиделся нам в вещем сне и который мы искали столько лет; наши сердца забились быстрее, дыхание участилось. Пока мы перебирались через горы, стены ущелья и многочисленные пики скрывали от нас эту громаду, но теперь мы увидели, что она выше всех окрестных гор. И нам стало ясно, каким образом сноп света, проходя через каменную петлю, достигал снежной вершины по ту сторону пустыни, откуда мы за ним наблюдали.

Поняли мы и каков источник этого света: столб дыма за петлей объяснил эту тайну. Несомненно, по временам вулкан пробуждается, и тогда высоко вздымающееся пламя излучает свет необыкновенной интенсивности, который, проходя через петлю, концентрируется в направленный сноп.

В тридцати милях от нас мы различали белые крыши города, возведенного на холме, среди деревьев, на берегах широкой реки, которая пересекала равнину. Очевидно было, что эта страна густо населена людьми, по большей части земледельцами; с помощью полевого бинокля, одной из немногих оставшихся у нас вещей, которые мы очень берегли, мы даже различали зеленеющие поля, ирригационные каналы и межевые линии деревьев.

Да, перед нами Земля Обетованная и та самая таинственная Гора: остается спуститься по снежным склонам и войти в наиболее удобном месте в эту страну.

Так мы думали в своем безрассудстве, не догадываясь, что нас ждет, какие ужасы и тяжкие страдания нам предстоит преодолеть, прежде чем мы будем наконец стоять под сеныо Знака жизни.

Усталости как не бывало; мы возвратились в шатер, наспех позавтракали сухим мясом, запивая, вернее, заедая его большим куском снега, от которого ломило зубы и замерзало все внутри, но у нас не было другого способа утолить жажду; затем мы подняли бедного яка, нагрузили его и отправились в путь.

Так велика была наша спешка и так заняты были мы своими мыслями, что за все это время, если память мне не изменяет, не обменялись ни словом. Мы быстро, без всяких колебаний, спустились по снежным склонам, ибо дорога здесь была отмечена парами каменных столбов, отстоящими друг от друга на равные промежутки. Глядя на эти столбы, мы не сомневались, что она ведет к Земле Обетованной.

Но мы не могли не заметить, что дорогой никто уже давно не пользуется: за исключением немногочисленных следов диких овец, медведей и горных лисиц, ничто не свидетельствовало, что здесь ходят другие звери и люди. Это обстоятельство мы, однако, объяснили для себя тем, что дорогой, несомненно, пользуются лишь летом. А может быть, обитатели этой страны заделались большими домоседами и никуда не путешествуют?

Склоны оказались более высокими, чем мы предполагали; уже сгустилась тьма, а мы все еще не достигли подножия. Нам пришлось провести еще одну ночь среди снегов, разбив шатер под нависающей скалой. Но мы спустились на много тысяч футов, и здесь было уже не так холодно — вероятно, не ниже восемнадцати или двадцати градусов. За день в снегу образовались проталины, мы смогли напиться воды, а бедный старый як набил себе брюхо чахлым горным мхом, считая, видимо, что это все же лучше, чем ничего.

Снова взошла заря, набросив свой багряный покров на бесчисленные пустынные горы, мы кое-как поднялись, растирая окоченевшие ноги, доели остатки еды и тронулись к путь. Мы уже