Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далее в своей статье генерал-инспектор кавалерии перешел к персоналиям.
«Я хотел бы сказать несколько слов об атамане Калмыкове. Обидно, что против этого атамана ведутся интриги и его имя муссируется. Мое личное впечатление — Калмыков человек очень достойный, честный русский патриот и хороший русский офицер…» Вот такую характеристику дал Калмыкову Дутов.
И далее. «Атаман Калмыков чрезвычайно скромен в своей личной жизни. Он живет в одной комнатке со своим ординарцем. У него нет личных средств. Он не вмешивается в городские и земские дела. И вся его энергия направлена на борьбу с большевиками. Его отряд прекрасен по дисциплине и боевой подготовке. Атаман до сих пор не признан нашим правительством и это, конечно, не может не отразиться на жизни края».
Ну, насчет личной скромности и невмешательства в дела города Хабаровска Александр Ильич, пожалуй, не все понял и не все увидел — взор его был обращен в другую сторону, да и слишком отвлекался генерал-инспектор во время поездки, слишком уж отвлекался….
Ни одна городская муха не пролетала не замеченной мимо Калмыкова — атаман обязательно засекал ее и провожал внимательным взглядом. А уж если на голову мухи этой был натянут какой-нибудь политический котелок, то Калмыков старался обязательно узнать, где эта муха приземлится и, главное, с кем вступит в контакт.
Просмотрел генерал-инспектор кое-какие черточки в характере инспектируемого атамана, ошибся в оценках. Но Бог ему судья, и Бог судья Ивану Павловичу Калмыкову. И того и другого уже давным-давно нет в живых.
Несколько по-иному оценил Дутов свое общение с Семеновым, более того, кое о чем он просто предпочел промолчать. «Должен сказать, что это впечатление очень сложное, и я еще не успел во многом разобраться, — написал он в некотором раздумье и тут же поспешил перейти на язык комплиментов. — Войска атамана производят прекрасное впечатление. Обращает на себя внимание и то, что железная дорога в полосе заведования атамана Семенова работает, пожалуй, лучше, чем где-либо по всей линии между Омском и Владивостоком. Этого атаман достиг тем, что проявил должную заботливость к нуждам железнодорожных рабочих, которые получают натурой все продовольствие».
А вообще Дутов уехал ни с чем. Адмирал Колчак, поразмышляв немного над дальневосточными перипетиями и поведением атаманов, подчинил Дутову все войска, находившиеся в Никольске-Уссурийском, Гродеково, Хабаровске, а также в зоне КВЖД, — произошло это шестого июля. Дутов под приказом расписался с готовностью, поскольку предварительный разговор с адмиралом у него был, и вызвал к себе Калмыкова.
— Иван Павлович, — сказал он, — я назначаю вас начальником Хабаровского гарнизона и своим заместителем по командованию всеми силами района. Распишитесь вот здесь, — он протянул атаману штабную бумагу с прыгавшим машинописным текстом, ткнул в нее пальцем: — Вот здесь!
Для Калмыкова это назначение не было повышением, скорее, наоборот, и он спросил:
— А с чем это, собственно, связано?
— С активизацией партизанских банд на Дальнем Востоке, — неожиданно ответил Дутов, — с этой публикой надо бороться решительно и беспощадно.
Ответ Калмыкова удовлетворил. Более того, в «продолжение темы», как принято говорить в таких случаях, он издал свой собственный приказ, в котором велел всем казакам, способным носить оружие, явиться в пункты станичной охраны, созданные повсеместно, в каждой обжитой точке Дальнего Востока, и отметиться в специальном журнале. Это было похоже на всеобщую и полную мобилизацию.
Калмыков стал готовиться к очередному этапу борьбы с партизанами. Делал это основательно, как запорожский кошевой перед походом на турецкого султана, чтобы никаких промашек не было.
Сведения о готовящемся походе поступили к партизанскому командиру Шевченко — приготовления были масштабными, не заметить их было нельзя.
Бывший вахмистр постарел, осунулся, глаза у него потухли, словно он был чем-то болен.
Поглядев на стаю ворон, вившихся над недалекой рекой, Шевченко покачал головой: никогда такого не было, чтобы вороны не боялись воды — всегда опасались ее, всегда с истошными криками шарахались в сторону, а тут бесстрашно пикируют прямо в свинцовую рябь, выпихивают что-то из воды…
Шевченко понял — расклевывают глушеную рыбу, дерут ее на куски, питаются на дармовщинку, словно в столовой Красного Креста, и есть рыбу они будут долго, не успокоятся, пока не добьют, или пока стая зубаток не перехватает всех за скрюченные серые лапки, не утащит в холодную глубину.
— Отойдем-ка в сторонку, — сказал Шевченко, одной рукой обнял за плечи Антона, другой — Аню Помазкову, увлек на зеленую, поросшую шелковистым волосцом каменный выступ, — посидим-ка…
Первым, кряхтя, старчески поскрипывал костями, опустился на выступ, словно бы специально излаженный для душевных бесед. Рядом сел Антон, с наслаждением вытянул гудевшие ноги — он только что вернулся из разведки; по другую сторону от командира примостилась Аня.
Шевченко огляделся:
— Хорошо-то как, — молвил он добродушно, — погодка такая, что только на Амуре либо Уссури сидеть, сетку в воду закидывать, рыбеху на уху ловить, ах-ха, — Шевченко потянулся. Ловцом он был заядлым, партизаны это знали.
Неподалеку на пенек вскочил маленький полосатый зверек — бурундук, покосился на людей умными темными глазенками, цокнул призывно.
Шевченко одобрительно хмыкнул и, сдвинув маузер на живот, залез в боковой карман казачьего френча, сшитого на английский манер, с крупными накладными карманами на боку и на груди, достал оттуда полдесятка кедровых орешков, кинул бурундуку.
Тот запрыгал, обрадованно зацокал, боком, как-то по-вороньи, подгребся к орехам, ухватил один и, зажав двумя лапками, ловко расколол его. Потом короткими цепким движением подхватил второй орех. Командир партизанского отряда рассмеялся:
— Во, циркач!
Аня рассмеялась следом. Товарищ Антон на происходящее никак не среагировал — сердито поглядывал вдаль, морщился, думая о чем-то своем, неприятном. Шевченко подкинул бурундуку еще орехов:
— Щелкай!
Тот радостно принялся за работу — только костяная шелуха полетела в разные стороны. Шевченко похвалил зверька:
— Деловой парень! — Сдвинул маузер на старое место, прикрыл им карман. — Я вот о чем хотел поговорить с вами, товарищи…
— Об атамане Калмыкове, — предположила Аня.
— Верно. Об атамане Калмыкове, который с большим войском направляется, чтобы уничтожить нас. В операции будут участвовать не только казаки, но и пехота и артиллерия. Иностранцы тоже решили малость размяться, японцы и французы. В общем, собираются накинуть на нас частую сетку на большой территории. — Шевченко ухватил пальцами валявшуюся под ногами ветку, нарисовал на песчаной плешине круг. — Если мы уберем Маленького Ваньку, никакой операции не будет. Товарищей своих от беды убережем.
Шевченко замолчал.
— Понятно, Гавриил Матвеевич. — Ожил, зашевелился товарищ Антон. — Только атаман — рыба очень хитрая. Сколько мы ни метали невод — ни разу не попался, все время дырку находил.
— Надо сделать так, чтобы в этот раз