– Да ну, глупостью занимаюсь. Здесь тайников можно наделать – за год не найдешь.

Васька поднялся и хлопнул по кобуре.

– Вот что, пошли-ка внутрь. Быстро!

Дверь подперло барханом, и пришлось забираться через окно. Скрипнули рассохшиеся доски, когда Юрка перелез через подоконник.

– Осторожнее, пол проваливается, – предупредил вейн.

В комнате сохранились пара длинных лавок, большой некрашеный стол и лопнувший бочонок, зачем-то вытащенный на середину. Везде – на полу, лавках, столе – лежал песок. Жилые запахи давно выветрились, и только из дальнего угла еле заметно тянуло дедовым табаком.

– Наружу поглядывайте, как бы кто не появился.

Васька нырнул в бочонок, пошарил под лавками и простучал возле порога. Задрав голову, поразглядывал потолок и наконец угомонился.

– Чего искал-то? – спросил Юрка.

– Захоронку. Канал тут одно время был, по которому наркоту таскали. Одни груз оставят, другие заберут. Удобно. А мы ни черта сделать не можем. Мир вне конвенции, про вейнов не слыхивали. Везут не к нам, не от нас и не через нас. Местные сюда еще долго не доберутся. Так что по закону…

Васька присел на корточки, покопался в щели между досками и вытащил тускло блеснувшую гильзу.

– Мы здесь с ребятами четыре месяца назад оборону держали. Подгадали под Ядвигин отпуск. В общем-то, дело простое: оружие протащить, пристрелять, восемь из десяти автоматов выкинуть – Середина! У них вход, у нас выход, ну и… Вроде отвадили. Думаете, я зря про ваш узел помалкивал? Маршрут светить не хотел. Узнают, полечу из Разведки птичкой. Мы-то наврали, что в случайную перестрелку вляпались.

Гильза скатилась с ладони и исчезла в щели.

– А Стасик Козлевский тогда чуть не погиб. До сих пор в госпитале, недавно из искусственной комы вывели.

Юрка повернулся к окну и пробормотал, глядя, как ветер заглаживает их следы:

– И эти люди запрещают мне ковыряться в носу.

– Чего? – удивился Васька.

– Логика, говорю, у вас интересная: на войну нельзя, а в Разведку можно.

– Ну, тебя до совершеннолетия все равно никуда не пустят, кроме официальной практики по проверенным местам.

– Спасибо, что предупредил. – Юрка передернул лопатками, сбрасывая прокатившиеся вдоль позвоночника колючие шарики.

Заработал узел.

В одиночку Дан заплутал бы тут в два счета. В узких штреках было темно: лампы висели редко, горели тускло в густом и спертом воздухе. Поворот. Лестница, вбитая вертикально. В нескольких метрах над головой распахнутый люк. Холодили ладонь скобы. Следом лез Ури, дышал беззвучно, ни одна пряжка не звякнула, ножны за стены не зацепились. Интересно, волновался хоть немного?

Выбрались в извилистый коридор. Светлый пористый камень сочился влагой – за ним глухо шумел водопад. Обошли его по дуге, и открылся зал. Сводчатый потолок в известковых наростах оставили необработанным, зато пол отполировали так, что ступить страшно. Люстра висела старинная, кованая. Свечи горели только по нижнему ярусу. На стенах – странные темные гроздья. Дан пригляделся, и его передернуло. Это были летучие мыши.

На выходе из зала встретили охранников. Мордатый здоровяк посторонился, пропуская.

Опять коридор. Но тут оказалось светлее – по левой стороне были пробиты окна, забранные решетками. За ними тонул в тумане рассвет, прохладный после ночного дождя. Справа – ряд дверей. Створки дубового дерева, с оковкой. В простенках развешаны топоры, булавы и старинные мечи.

– Скелета не хватает. Вы обязательно посади#769;те, – посоветовал Дан.

Ури, конечно, не ответил. Он и тогда не сказал ни слова, вейн только спросил: «Эй, а ты чего на вторую смену? По мне соскучился?» – и враз оказался на полу. Голова гудит, половину морды перекосило. Хотел крикнуть: «Сдурел?!» – но дошло: дежурить-то должен был Арун.

Зашумело, словно под окном билась о камни речка. Точно, запахло водой. Стекла покрылись моросью. Дан потянул носом и вдруг учуял – горьковат воздух. Это же полынь! Иша пресветлая! Сбился с шага, но Ури толкнул в спину. Вейн успел тронуть стену – подушечки пальцев щекотнуло вибрацией. Узел?! Или камень дрожал под напором воды?

Еще охранник – распахнул перед ними дверь.

Дан с интересом оглядел комнату. А неплохо устроился глава Воинского Совета! Стен не видно, сплошь оружием завешаны и стеллажами с книгами заставлены. Стол хорош – красного дерева, на мощных когтистых лапах, вырезанных так искусно, что даже шерстинки топорщились. Кресло с высокой спинкой, по краю рельефный рисунок, вроде как львиная грива. Под арочным окном витрина приткнулась, здоровенная, размером в половину стола. Стекло прикрывало искусно сделанный макет горного хребта с россыпью городов и деревень.

– В чем дело? – Оун недовольно поднял голову от мелко исписанного листа.

– Ух ты! – восхитился Дан. – Ты и читать умеешь? А я думал, только драться.

Самый большой йорский воин его проигнорировал. Уставился на охранника.

– Я его ударил, – признался Ури.

– Так.

Оун выложил на стол кулачищи, и, хотя рядом не было Йорины, Дан все-таки не удержался:

– Чего, завидно? Тоже хочешь? А нельзя!

Глава Воинского Совета двинул бровью:

– Уведите пока.

Дан заартачился, но его – оскорбительно, за шкирку! – вытащили в коридор. Проволокли несколько метров и втолкнули в крохотную комнатушку. Лязгнул засов.

– Идиоты! – крикнул Дан. – Сами же потом пожалеете!

Пнул дверь и сердито оглядел свое узилище. Пусто, даже на табуретку поскупились. Уселся на подоконник. В спину дуло, и Дан, помянув Шэта, развернулся боком. Горы – куда ни глянь! Резали зазубренной кромкой небо, рвали его острыми пиками. Вейн тронул сквозь редкие прутья стекло – и сам себе не поверил: оно отозвалось еле заметными колебаниями. Святой Христофор, покровитель путников! Зажмурившись, толкнул створку. Та легко подалась, и в комнату потек густой воздух. Он пах рассветом, горной рекой и полынью.

– Шэт… – выдохнул Дан. – Ну и шуточки у тебя!

Голова с трудом протиснулась между прутьями. Внизу колыхался серебристый туман, похожий на стаю медуз. В просветах между мутными тельцами виднелась каменная кладка. Должно быть, крыша галереи двумя или тремя этажами ниже. Но ведь узлом пахло! Дан перегнулся сильнее, скользнул взглядом вдоль стены и увидел под окном скалистый выступ. Шириной не больше пары ладоней, он уходил вправо и терялся в тумане. Вейн сглотнул подкатившую к горлу желчь – представилось явственно, как его тело с противным, влажно-хрустким звуком шлепается на крышу, переворачивается и срывается в ущелье, дна которого отсюда и не разглядишь.

– Фу ты!

Подышал с открытым ртом. Горький запах полыни оседал на языке и губах. «Да я все равно отсюда не вылезу», – подумал, успокаивая себя. Для очистки совести подергал прутья. Предпоследний неожиданно качнулся, посыпалась каменная крошка.