махнули на Николаевский вокзал. Заняли мы места, как господа, во втором классе, в купе. Я — на одной скамейке, а напротив меня уселся муж, крепко держа карман с деньгами, переданными ему мною в церкви.

Едем, беседуем. Истопники напустили такой жар, что я взопрела. Захотелось мне пить, я и говорю:

— Гаврила Никитич, испить бы. Жарища такая!

А он отвечает:

— Вот приедем в Клин, я мигом слетаю в буфет за лимонадом.

И действительно, в Клину он выскочил из вагона и побежал в буфет. Жду пять минут, жду десять — нет моего Гаврилы Никитича.

Позвонили звонки, просвистел паровоз, и мы тронулись. Я, чуть не плача, кинулась туда-сюда, кричу проводнику: человек, мол, остался. А проводник этак спокойно отвечает: «Что же, это бывает. Не извольте беспокоиться, нагонит нас следующим поездом».

Как доехали до Твери — я и не помню. Однако вылезла, села на скамейку на платформе, расставила около себя вещи и принялась ждать. Часа через полтора пришел поезд из Москвы.

Гляжу по сторонам, оглядываюсь, а мужа нет как нет. Пропустила еще один поезд и думаю, что же мне делать теперь. Подумала я, подумала да и сдала вещи на хранение на вокзале, а сама на извозчике прямо в полицейское управление, в адресный стол. Навожу справку: где тут, мол, у вас проживает купец Гаврила Никитич Сонин? Барышня записала и пошла справляться. Возвращается минут через двадцать и заявляет: «Такого купца в Твери не имеется». Тут сердце у меня так и упало. Этакая напасть, прости господи. Неужто на второго мошенника налетела. Справляюсь на всякий случай в полиции, но и там о купце Сонине ничего не слышали. Села я в поезд и вернулась в Москву. Это было вчера к ночи, то есть во вторник, а сегодня я и явилась к вашей милости. Не оставьте без внимания, помогите.

Я записал ее адрес и просил явиться через недельку за ответом.

Я приказал навести справку и в Московском адресном столе. По ней оказалось двое Гаврилов Никитичей Сониных, но последние, как было выяснено, ни по годам, ни по приметам не подходили.

Тогда я отправил специального агента в Клин, приказав ему выяснить по возможности, не был ли кем-либо замечен вчерашний пассажир, прозевавший поезд.

Агент, вернувшись из командировки, доложил:

— Обратился я сначала к начальнику станции и жандармскому унтер-офицеру, встречавшим поезда во вторник, но ни тот ни другой ничего не знали. Однако в буфете, куда я обратился, старый официант-татарин мне заявил:

— Как же-с, именно во вторник, с дневным поездом прибыл какой-то господин, я видел, как он выходил из вагона. Прошли они в буфет и заказали обед. Господин, видимо, богатый, заказывали все дорогие вина и кушанья. Поезд ушел, а они ничего: сидят и пьют и, можно сказать, подвыпили сильно. Подал я им счет на двадцать два рубля. Они уплатили и говорят: «Вот тебе десятка, пойди в кассу и купи мне четыре билета первого класса до Москвы, желаю один в купе путешествовать, со всеми удобствами». Что, думаю, за притча.

Приехал человек из Москвы не для того же, чтобы поесть у нас на вокзале. Это он, думаю, с пьяных глаз спутал, и я этак осторожно ему говорю: «Вы, может быть, господин, оговориться, изволили? Вам, может, билетики на Тверь или до другой какой-нибудь станции надобно?» А они как стукнут кулаком по столу да заорут: «Ты, холуйская морда, делай то, что тебе велено. Я, может, на луну желаю отправиться, не твоего ума дело». Что же, мне все равно — в Москву так в Москву. Принес я им билетики, а они трешку мне на чай отвалили. Ха-ароший господин.

Теперь у меня не оставалось сомнений, что мошенник не удрал из Москвы. Но как было найти его? Документ у него, несомненно, «липовый», да и со вторника, надо думать, он обзавелся новым паспортом.

Я остановился на следующем, правда, далеко не верном способе.

Вызвав к себе агентшу Ольгу Дмитриевну Н., одну из моих способных сотрудниц, я рассказал ей кратко, в чем дело, и предложил ей дать соблазнительное объявление в той же «Брачной газете», смутно надеясь, что мошенники, окрыленные недавним успехом, пойдут на удочку и пожелают пробиссировать номер. Моя агентша поместила следующую публикацию:

«Молодая, благородная девица с десятитысячным приданым желает выйти замуж за красивого честного труженика. Обращаться письменно, с приложением фотографической карточки, в Главный почтамт, до востребования, по пятирублевой кредитке № 126372».

В ближайшие два дня моя агентша получила свыше сорока писем и фотографий. По мере получения они предъявлялись незадачливой вдове, но среди них фотографии Сонина не было. На третий день, увидя одну из вновь полученных фотографий, вдова дико взвизгнула:

— Шафер, шафер, евонный шафер.

К этой карточке было приложено письмо:

«Ценя высокоблагородное происхождение, спешу немедленно откликнуться на ваш зов. Я писатель и газетный литератор. Откликнись, отзовись! Быть может, ты та, которой суждено мне дать изведать или блаженство рая, или муки преисподней».

Моя агентша назначила свидание и познакомилась. «Литератор» стал к ней ездить каждый день, витиевато клянясь ей в любви.

Поломавшись дней пять, она дала, наконец, согласие на брак. Вот как описывала мне она этот торжественный момент и дальнейший ход дела:

— На пятый, примерно, день я, после долгих колебаний, дала свое согласие, но заявила: «Я желаю, чтобы свадьба наша была широко отпразднована в Москве». Он было заупрямился, ссылаясь на расходы, но я сказала, что девять тысяч пятьсот рублей передаст ему в церкви перед самым венчанием мой дядюшка-опекун, остальные же пятьсот рублей пойдут на духовенство, певчих и обед в гостинице.

Он поторговался, говоря, что и трехсот рублей довольно, но затем уступил.

Кстати, я забыла сказать, что он назвался Сергеем Николаевичем Омеговым.

— Вот что, Сергей Николаевич, — сказала я ему, — так как хочу отпраздновать свою свадьбу по-дворянски и шафером у меня будет один кавказский князь, то мне интересно было бы знать, кого пригласите вы к себе в шафера? Нет ли у вас там какого-нибудь графа или барона?

«Газетный литератор» важно откинулся на спинку стула и не без достоинства произнес: «Конечно, у меня есть знакомые и