— О, Деметриче. — Сердце Ракоци сжалось. — Обещаю, что утром эти цепи вновь будут на вас. Они ничего не узнают. Дайте мне ваши руки.

— Я не могу их поднять.

Ужасная мысль мелькнула в его голове.

— Пытка? Они вас все же пытали?

Она затрясла головой.

— Нет. Пока еще нет. Сегодня они лишь связали мне руки и вздернули их к перекладине. Мне пришлось стоять на носках. Через какое-то время боль притупилась, и мне все сделалось безразлично, а они… они искали на моей коже сатанинские метки и рассказывали, что меня ждет. — В глазах ее вспыхнуло отвращение — Я думаю, это вовсе и не монахи. Они получали огромное удовольствие, унижая меня.

Ракоци промолчал. Он знал, и не понаслышке, о мерзостях, которые творили доминиканцы, издеваясь над беззащитными жертвами, но сейчас не стоило развивать эту тему. Сейчас надо было дать Деметриче выговориться, чтобы ужас, в ней накопившийся, выплеснулся наружу и не отравлял ей впоследствии жизнь.

— Они задавали вопросы. Одни и те же, нелогичные и бессмысленные, но они задавали их снова и снова. Потом палачи привели другую женщину, пожилую и полубезумную. Они раздели ее и стали пытать. На моих глазах. Им нужно было, чтобы я на это смотрела. Она кричала, а они всячески ее мучили, а потом раскалили железо. Этот крик, этот запах… — Деметриче умолкла и, пошатнувшись, привалилась к стене. — Когда несчастная потеряла сознание, они сказали, что проделают то же со мной, если я стану упорствовать и отрицать свою ересь. Они сказали, что заклеймят меня, а затем… — Ее ноги ослабли; содрогаясь всем телом, она опустилась на тюремное ложе. Ракоци сел рядом.

— Деметриче, карина. — Осторожно и нежно он обнял ее, — Вы столько выносите, потерпите еще чуть-чуть. Клянусь своей кровью, я не позволю им расправиться с вами. Вы верите мне? — На сей раз его поцелуй был настойчив, ее губы ответили, но без пылкости и словно сопротивляясь.

Все же порыв холодного ветра заставил ее прижаться к нему.

— Не оставляйте меня, Сан-Джермано, — шепнула она.

— О, никогда.

Он убрал с лица ее прядь волос и спросил:

— Чем мы займемся сейчас? Хотите, я вам спою колыбельную или…

— Могли бы вы просто побыть рядом со мной?

— Конечно. Я люблю вас, донна. Ложитесь, я стану оберегать ваш покой.

Его голос звучал низко и мягко. Деметриче посмотрела на кандалы, на цепи, прикрепленные к вбитой в стену скобе.

— Как я ненавижу все это, — сказала она с отвращением. — Снимите их, Сан-Джермано. Но обязательно верните на место… потом.

— Да, дорогая, — сказал он, без видимых затруднений разгибая железо. — Видите, как все просто? А сжать их еще легче. — Он притянул израненные запястья к губам и осторожно поцеловал каждую ссадину. — Улыбнитесь, карина. И подумайте, что я еще могу для вас сделать? Впрочем, пожалуй, я знаю это и сам.

Ракоци повозился с завязками и накинул на Деметриче свой плащ. Женщина вздрогнула и отшатнулась.

— Он мокрый!

— Да, мокрый, — сказал он печально. — На улице дождь. Вам неприятно? — В словах его крылся подтекст.

— О нет!

Деметриче потупилась и смущенно пробормотала:

— Просто… вы промокли до нитки и… можете заболеть.

— Это, — сухо сказал он, — невозможно.

— Правда? В таком случае… — Деметриче помедлила, потом, словно на что-то решившись, приникла к нему. — Мне все равно, мокрый вы или не мокрый. Мне нисколько не помешает, даже если вода хлынет на нас с потолка. Обнимите меня, Сан-Джермано! Крепко, как вы это умеете, обнимите меня! — Она прижалась к Ракоци и затихла, ощущая, как напряглась его грудь.

Он снова поцеловал ее — долгим, затяжным поцелуем, потом отстранился и со вздохом сказал:

— Деметриче, радость моя, вы должны меня выслушать.

Она непослушными пальцами погладила его по щеке.

— О, Сан-Джермано, одежда скоро просохнет. Не беспокойтесь, прошу вас, мне действительно хорошо.

Взгляд его сказал ей, что дело совсем не в одежде.

— Что с вами? — Деметриче выпрямилась. Она уже знала что.

— Дорогая, не надо лукавить. Вам ведь известно, кто я таков. И в вас все еще живет неприятие этого факта. — Он отмел ее возражения нетерпеливым взмахом руки. — Вы боитесь меня. Вы и раньше боялись.

— Я была не права.

Она покраснела, осознавая справедливость упрека. Он подарил ей ночь наслаждения, он стал ей близок, но зазор между ними все-таки оставался, и поделать с этим она ничего не могла.

— Будьте честны со мной, Деметриче. Вы очень мне дороги, и потому я хочу лишний раз все прояснить. Ваши страхи оправданны… если вас ко мне тянет, если вы чувствуете ко мне то же, что к вам чувствую я. Такова природа любви, освященная чудом взаимопроникновения. С каждым новым свиданием я буду входить в вас все больше и больше, вы начнете ощущать в себе перемены, пока наконец не случится окончательный переход.

— Вы хотите сказать, что я тоже могу стать вампиром?

Произнося эти слова, Деметриче, к своему удивлению, не ощутила в себе прежнего страха. Легкое отвращение оставалось, однако перенесенные испытания показали ей, чего в этом мире следует опасаться на деле. Итак, она станет такой же, как Сан-Джермано. И прекрасно. И пусть.

— Да. Но не сегодня, и даже не завтра. Какие-то перемены могут начаться лишь через пять, а может быть, шесть встреч. Проведенных в любви, а не в поисках физических удовольствий. — Ракоци взял ее за руки. — О, Деметриче! Я был бы счастлив, если бы вы захотели разделить мою участь со мной. Но вы чураетесь этой мысли. Вы, подарив мне ночь близости, корите себя за нее, и я это вижу. Чувства говорят вам одно, разум — другое. Выход один: вы должны от меня отказаться. Я останусь самым преданным вашим другом и даю слово никогда более не искать ваших ласк.

— Отказаться от вас? — Она рассмеялась. — Вы шутите?

Смех перешел в рыдание. Деметриче поморщилась и смахнула слезы ладонью. Когда она вновь заговорила, слова ее были тверды, словно сталь отточенного клинка.

— Этого от меня не можете требовать даже вы. Я любила только однажды, но любовь моя была краткой, и человек, пробудивший во мне это чувство, ушел. Я впала в отчаяние, я думала, что никто в целом свете не сможет мне его заменить. Вы это сделали, вы оживили меня. Воспоминания о Лауро будут жить в моем сердце, но вы подарили мне другую любовь, пьянящую, как вино. Настоящей любовью Лоренцо всегда оставалась Флоренция, вы же готовы отдать за меня свою жизнь. Вы подвергаете себя страшной опасности, возвратившись в места, где вас ищут, вы бросаете вызов жестокому Савонароле, вы пробираетесь в это узилище, невзирая на то что вас могут схватить! И после этого вы хотите, чтобы я от вас отказалась? О нет! Это произойдет только в том случае, если вы сами оттолкнете меня!