— Такое бывает только в романах, в волшебных сказках или же в сказках «Тысячи и одной ночи». Если вам рассказать, вы даже не поверите.

— Поверю, поверю! — вскричал Кретте. — Непременно поверю. Только говорите поскорее, прелестница, я очень тороплюсь.

— Вы тоже идете к послу?

— Да.

— Тогда хорошенько вглядитесь в его лицо, смотрите на него в упор, как я сейчас смотрю на вас! Мысленно представьте его себе без бороды и без усов, а завтра утром приходите ко мне, сегодня я вам больше ничего не скажу. А еще лучше, любезный маркиз, приходите нынче вечером, если это вам больше по душе, — прибавила молодая женщина, выразительно пожимая ему руку и ласково улыбаясь.

— Как! — воскликнул Кретте. — Я должен внимательно вглядеться в лицо посла, смотреть на него в упор, мысленно представить его себе без бороды и без усов… Пуссет, душенька, моя обожаемая крошка, вы, часом, не знаете персидского посла?

— Знаю ли я его?! Да так же хорошо, как вас, как д'Эрбиньи, как Шастелю… как могла бы знать вашего друга д'Ангилема, если бы он не был таким букой…

— Пуссет, дитя мое! — взмолился маркиз. — Ты можешь спасти мне жизнь!..

— Спасти вам жизнь, маркиз?

— Нет, вернее сказать, не мне, а моему лучшему другу, но это одно и то же… Речь идет о д'Ангилеме.

— А что я должна для этого сделать?

— Кто он, этот посол? Как его зовут, Пуссет, как его зовут? Скажи, и я обещаю тебе двадцать тысяч ливров и благосклонность самого красивого дворянина в Париже! Я обещаю это тебе от его имени, а если он не заплатит, я сам заплачу. Пуссет, дружочек, как имя посла?

— Ах, как не стыдно! Вы полагаете, что льщусь на интересы, маркиз? Нет, вы заслуживаете…

— Пуссет, его имя! И я буду у тебя нынче в полночь с двадцатью тысячами ливров, жди меня!

— Ну ладно, только… только вы мне все равно не поверите.

— Да говори же, говори! Я всегда верю тому, что говорят мне женщины.

— Это…

— Ты меня уморишь, Пуссет!

— Так вот, это — Индиец.

— Какой еще индиец?

— Да вы его знаете: мой желтолицый любовник.

— Противник д'Ангалема? Тот, кто тягался с ним? Афгано?! — вскричал маркиз.

— Он самый.

— Пуссет, душенька, дай я тебя расцелую!

И маркиз сжал молодую женщину в своих объятиях, нимало не заботясь о том, что на них смотрят люди, которые продолжали выходить из покоев посла.

— А ты не ошибаешься? — спросил Кретте, ибо он все еще не мог поверить в такую удачу.

— Говорю вам, я сразу его узнала, хотя он отрастил бороду, покрасил зубы в черный цвет, а ногти — в красный и хоть он изо всех сил притворялся, будто не узнает меня… Вот чудовище!.. Ах, маркиз, маркиз, до чего ж все мужчины неблагодарны!

— Милая моя Пуссет, — отвечал Кретте. — Я докажу вам, что это не так. В полночь я буду у вас, так что, пожалуйста, не ужинайте без меня.

— А если приедет Шастелю?

— Скажите ему, что у вас разболелась голова.

— Как у вас все просто получается, любезный маркиз! — воскликнула мадемуазель Пуссет, изо всех сил стараясь покраснеть.

— Ну, не так ловко, как у вас, моя Венера! Я это отлично знаю и потому всецело полагаюсь на вашу сообразительность. До свидания, Пуссет, и если только вы сказали мне правду, то оказали такую услугу, о которой я в жизни не забуду.

Мадемуазель Пуссет села в свою карету, а маркиз стал подниматься по лестнице, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. У дверей в покои посла его остановил какой-то негритенок.

— Что вам угодно? — спросил он маркиза. — Его превосходительство сегодня больше не принимает посетителей.

— Да, но я хочу видеть вовсе не его превосходительство, — ответил Кретте, — мне нужна любимая рабыня посла.

— Стало быть вы пришли…

— По поручению шевалье д'Ангилема.

— В таком случае пожалуйте сюда.

И негритенок проводил Кретте в убранную в восточном вкусе комнату, потом он оставил маркиза одного, сказав, что пойдет предупредить особу, которую посетитель желает видеть.

И действительно, минут через пять в комнату вошла Сильвандир.

— Ах, это вы, маркиз, — проговорила она, — я как чувствовала, что буду иметь удовольствие снова вас увидеть. И предчувствие не обмануло меня. Шестьсот тысяч ливров с вами?

— Нет, — резко ответил маркиз.

— Тогда зачем вы сюда пожаловали?

— Чтобы побеседовать с вашим господином, его превосходительством Мехмет-Риза-Бегом.

— А могу ли я осведомиться, от чьего имени вы явились, милостивый государь? — насмешливо спросила Сильвандир.

— От имени господина Вуайе д'Аржансона, генерал-лейтенанта полиции Французского королевства.

Сильвандир побледнела; Кретте заметил, какое впечатление произвели на нее эти слова.

— Его превосходительство не может вас сейчас принять: он уже лег.

— Ну что ж, — продолжал Кретте, — пойду поищу кого-нибудь, кто заставит его подняться.

— Погодите, сударь! — воскликнула Сильвандир. — Я пойду узнаю, нельзя ли вам все же повидать его превосходительство.

— Прошу прощения, сударыня, — сказал маркиз, — но у меня есть веские резоны войти к послу вместе с вами. В противном случае…

И Кретте сделал шаг к двери.

— Пойдемте, — пригласила его Сильвандир. И она отворила дверь в коридор.

Маркиз последовал за молодой женщиной; они вошли в гостиную; посол с важным видом сидел на циновке, изображая вельможу, что выглядело весьма смехотворно.

— Обождите, — сказала Сильвандир, — я сейчас приглашу переводчика.

— Это ни к чему, — отрезал Кретте.

— Как, маркиз, неужели вы говорите по-персидски?

— Нет, но его превосходительство будет столь любезен, что побеседует со мною по-французски.

— Но он не знает нашего языка.

— Вы так полагаете? — усмехнулся маркиз.

Он подошел к послу и, ударив его по плечу, сказал:

— Дорогой господин Афгано, надеюсь, вы будете столь любезны и ради меня соблаговолите припомнить, что владеете французским языком.

Посол беспокойно заерзал на циновке, оперся на локоть и, побледнев, уставился на маркиза.

— О-ля-ля! — воскликнул Кретте. — Милостивый государь, когда бы я только мог предположить, что встреча со старым знакомым так на вас подействует, я бы попросил эту милую даму заранее вас предуведомить.