– Темный. Неназываемый Ужас. Тарсе. Тьма. Я стянул маску, краем глаза увидев, как оседает в пыль побелевший, как мои волосы, торговец. Все к акулам. Мир сконцентрировался в отливающем зеленью и страхом зрачке.

– Тихо. Тихо, малыш. Темный. Тарсаш… Я говорю. Я говорю, а жеребец слушает меня. Я говорю ему, что восхищаюсь его силой и красотой. Что я искал его десять тысяч дет по всем землям этого мира. Что мы созданы друг для друга, Воин, Конь и Оружие. Я говорю ему, что он – Черный Лебедь. Черная жемчужина. Он – боец, он – танец, он – смерть, он – победа.

И Тарсаш услышал меня. Не сразу, но начал поддаваться словам испуганный и озлобленный мозг. Бедный жеребец, выросший в приволье пустынных степей, он был страшно напуган сменой обстановки, громкоголосыми, сильнопахнущими людьми и тесными стенами каменных домов на невыносимо узких улицах.

Я поднял к вздрагивающим ноздрям раскрытую ладонь с соленым сухарем.

Хлеб не предлагают врагу. Хлеб не отвергнет тот, кто верит. Так заведено у людей. Но, честно говоря, лошади – настоящие лошади – для меня тоже входят в число тех, с кем заключают союз. Полноправный для обеих сторон. И мягкие губы осторожно взяли сухарь, чуть пощекотав ладонь.

Странно. Я почему-то думал, что мои мозоли уже не способны почувствовать такое мимолетное прикосновение.

Ладно. Можно и маску надеть:

– Уважаемый, вам плохо? Это все солнце. Такое жаркое солнце…

Продавец посмотрел на спокойно стоящего скакуна.

На меня.

Снова на коня.

Видимо, пришел к выводу, что я не собираюсь его жрать прямо сейчас, потому что сел, нахлобучил на голову свой ужасный колпак и слабо промолвил:

– Да, уважаемый. Вы совершенно правы. Это солнце…

– Седло и уздечка у вас найдутся?

Ошеломленный кивок.

– Прикажите… принести. Заседлаю я его сам. И, кстати, вы получили свои деньги, теперь вам лучше забыть о нашей сделке.

– Я буду нем! Клянусь Озаряющим! Мой язык под гнетом молчания!

«Как же! Знаем мы этот гнет! Весом аж в двадцать золотых».

– Молчание – золото, – глубокомысленно изрек я, только сейчас оценив двусмысленность этой поговорки.

Запыхавшийся парень принес легкую, красивую сбрую. Тисненая кожа и серебряные привеси… Вот ведь что за характер у меня паскудный. Седло, полученное вместе с Пеплом, я охаял как излишне изукрашенное. Эта, эзисская, сбруя изукрашена ничуть не меньше. Так ведь нет – красиво мне.

Исключительно вредность и ни намека на вкус. Вот так-то, Торанго!

А вообще, все это попахивает уже даже не безумием. У меня и слов, пожалуй, нет таких, чтобы правильно мое; состояние охарактеризовать. Начать с того, что я заседлал Тарсаша. Взнуздал его. Выехали мы с базара, наплевав на толпу и недовольные взгляды. И только на постоялом дворе Яшлаха я осознал, что, по идее, лебедь мой черный к седлу-то не приучен. И всадника на себе отродясь не носил.

Вот поди объясни самому себе, как ты на этакой твари хотя бы усидеть умудрился.

По-моему, Тарсаш понял, о чем я думаю, даже раньше, чем я начал думать. Во всяком случае, он отчетливо и насмешливо фыркнул.

Яшлах еще удивиться не успел тому, что я оставил Пепла ему в подарок, а мы с Тарсашем уже летели к городским воротам. Вещи собраны. Топор у седла. Что еще нужно? И путь наш лежит через теплые степи, на северо-восток, к берегам Внутреннего моря.

В Эрзам! Через золотой Мерад.

Мессер от зеш, тассел верех гратт зеше. Это так. И все-таки жизнь отличная штука.

* * *

Мы не торопимся. Нет, мы совсем не торопимся. Из Гульрама следовало уехать поскорее, потому как даже золотой «гнет молчания» не бывает вечным. Да и о покупателях, которым не достался чудесный конь, забывать не стоит. А я не хочу светиться здесь, вдали от Эрзама. Слух о моем появлении в Эзисе разойтись, конечно, должен. Но чем ближе к цели буду я в это время – тем лучше. Чтобы те, кто должен бояться, успокоиться не успели.

Но пока мы не торопимся.

А Тарсаш идет ровной, размашистой иноходью. Все время иноходью, ни разу не сбившись на галоп. И за ночь мы проходим даже не по сто десять – по сто пятьдесят миль. Мы идем от заката до рассвета и останавливаемся, лишь когда солнце становится обжигающе-опасным для скакуна. А он, накрытый белой шелковой попоной, уносится в пески и еще несколько часов проводит там, возвращаясь ко мне время от времени, глухо топая копытами и радостно фыркая.

Иногда с губ его капает вода.

Где он находит воду? Здесь, в пустыне, все колодцы учтены и других источников нет.

Тарсаш тыкается мордой в плечо и уносится снова.

Кажется, он вообще не устает.

Этот конь определенно не гульрамец. Да и конь ли он вообще?

Не знаю.

Почему-то меня это не волнует.

Совсем.

Мы слышим друг друга. Мы понимаем друг друга. А одиночество, не успев начаться, закончилось.

И я давно уже не надеваю узду на Тарсаша. Ни к чему она. Разве что, когда придем мы в обжитые места, нужно будет соблюсти видимость приличий. Не стоит привлекать к себе лишнее внимание.

Я часто спрыгиваю с коня, и мы бежим рядом. Бежим на восход. В багровое полукружье солнца, заливающего горизонт кровью из распоротого неба. И я не знаю, что лучше – мчаться, сидя в седле, вливаясь в стремительный бег-полет моего скакуна, или вот так вот бежать рядом с ним, слыша, как в такт с моим бьется его сердце.

Зная, что оно бьется в такт.

Солнце, жаркое, горячее солнце наконец-то отогрело меня. Изгнало угрюмый сумрак и вечную зябкость Западных земель.

Солнце.

Боги, как мне-не хватало его! Как мне всегда не хватает его, когда покидаю я этот раскаленный, выжженный беспощадным, смертельным теплом благословенный край.

И пришли воспоминания о недавнем. По сравнению с прожитыми тысячелетиями все последние приключения уложатся в секунды. Но зацепило и не отпускает.

Смешно. Ну что мне какие-то эльфы, а тем паче гоббер? Скорее всего, я никогда уже больше, не увижу никого из нашей четверки…

Из их тройки!

Никогда.

Слово пугает. Пора бы уже привыкнуть. И ведь думал, что привык. Так почему?

Да пошло все к акулам! Не в первый и не в последний раз жизнь сводит с кем-то, к кому успеваешь привязаться, и раскидывает потом.

Навсегда.

Мир велик, хоть и кажется маленьким.

Сумасшедшая встряска прошедшего месяца стала прошлым. Нужно только привыкнуть к этой мысли. Разобраться с делами в Эрзаме. Вернуться домой…

Найти Князя. Элидор обещал ему смерть.