«Но ведь я не связана с Врагом, – возразила она себе, – я просто-напросто веду свою игру. Я действительно сделаю все, чтобы спасти моего мальчика, но у меня и в мыслях нет выполнять условия предложенной ими сделки… Утром я получу палантир, в полдень первого августа узнаю имя наследника мордорского престола (а кто ж это еще может быть), а уж потом – при обмене заложников – я сумею устроить, чтоб это все так и осталось в моих руках, не волнуйтесь! Они, видать, еще не знакомы с возможностями эльфов – ну так познакомятся!

Тут опасны не люди (что они могут, эти навозные черви), а свои. Выиграв эту игру, я положу к ногам Владык палантир и голову мордорского принца; великая победа, и пусть кто-нибудь посмеет открыть рот – победителей не судят. А вот при неудаче или если мне просто не дадут довести игру до конца… Тогда все это немедленно превратится в сделку с Врагом, в Прямую измену – а клофоэль Покоя отдал бы правую руку за то, чтобы предъявить мне такое обвинение и отправить в свои подземелья под Курганом Горестной Скорби… Если у него возникнет хоть тень подозрения насчет моих переговоров с итилиенцами, Стражи примутся копать так, как они это умеют, и тогда мне конец. А ведь я замотивировала перед Владычицей свое посещение Эмин-Арнена именно тем, что «по сведениям, полученным из Умбара, кто-то в Лориене начинает свою личную игру с Арагорном, и не исключено, что этот «кто-то» – клофоэль Покоя». Когда он узнает об этом нашем разговоре – а он узнает непременно, – у него просто не останется иного выхода, кроме как насмерть скомпрометировать меня в глазах Владык, и трудиться он будет на совесть…

А что, если, – вдруг обожгло ее, – все это, начиная с умбарских событий, просто-напросто многоходовая интрига клофоэля Покоя и рука Стража ляжет мне на плечо, едва лишь я прикоснусь к мешку с булыжником, изображающим палантир? Эландар и эти итилиенские бароны работают против меня – на клофоэля Покоя? Да нет, бессмыслица… Это я уже шарахаюсь от собственной тени. А как могло случиться, что итилиенские шпионы – явно с ведома Фарамира – играют в одной команде с мордорцами? Ну, это-то как раз ясно: они как посредники надеются заработать на этой сделке свои «комиссионные» – скомпрометированную сотрудничеством с Врагом эльфийскую клофоэль, из которой потом хоть веревки вей… Между прочим, так бы оно и было – приди мне в голову выполнить их условия.

Что ж, все пути назад теперь в любом случае отрезаны: меня спасет только победа в этом самом «обмене заложниками», и не только спасет – вознесет еще на ступеньку вверх! А уж после… после я разыщу тех, кто положит сегодня на Полярную Звезду мешок с Видящим камнем; я сделаю это сама, через возможности своей Службы, опередив Стражей, и предъявлю этих предателей Совету: «Наш несравненный хранитель Покоя в последнее время настолько увлекся выявлением заговоров (цену которым мы все хорошо знаем), что проспал существование в Карас-Галадоне настоящей шпионской сети Врага… А может, вовсе даже не проспал? Может, ниточки этой сети тянутся выше, чем я дерзаю предположить?» Вот от такого удара он не оправится, как бы его ни покрывал Владыка, это будет чистая победа – и Владычицы, и моя».

…«Дракон» Кумая тем временем невидимкою плыл в ночном небе Лориена вдоль тускло отсвечивающих под луною излучин Нимродели. Увидав посреди долины обширную россыпь ярких голубоватых огоньков, складывающихся в довольно точную карту звездного неба, инженер облегченно расслабился и повел планер на снижение: пока все шло в точном соответствии с планом. Он отыскал среди этих «созвездий» Ковш, который в здешних местах отчего-то называют Серпом Валаров, – порядок, там, где ему и положено быть в настоящем небе, и Полярная звезда на своем месте… Интересно, из чего делают эти фонари? Свет явно холодный – может, то же вещество, что светится в гнилушках?.. Ковш стремительно рос в размерах; Кумай нащупал у себя под ногами, на дне гондолы, мешок, извлеченный им прошлой ночью из тайника за ромбическим камнем в задней стенке дол-гулдурского камина, и вдруг выругался сквозь зубы. «О черт, он же мне не сказал, каков реальный размер этой фигуры, – как теперь, в этой темнотище, оценить свою высоту?»

Сначала-то Халаддин просил Кумая просто забрать мешок из тайника и сбросить во время завтрашнего тренировочного полета где-нибудь подальше от крепости – чтоб его можно было подобрать и уносить ноги. Но потом доктор вдруг осекся на полуслове и изумленно вымолвил:

– Слушай, так ты, наверное, и до самого Лориена отсюда долететь можешь?

– Запросто. Ну, то есть не то чтобы запросто, но могу.

– А если ночью?

– Вообще-то раньше я ночью на такие расстояния не летал… Трудно ориентироваться.

– А если ночь лунная? А в месте, которое меня интересует, будут наземные ориентиры в виде огней?

– Ну, тогда легче. Вам что, надо провести разведку с воздуха?

– Понимаешь, я вспомнил, как ловко ты теперь кидаешь со своего планера заряды по наземным целям. Вот такую штуку и надо будет проделать в Лориене…

Ночной полет Кумай замотивировал перед своим дол-гулдурским руководством четко: предложил Гризли отработать ночное бомбометание. «Это за каким еще дьяволом?» «Чтоб кидать зажигательные снаряды на лагерь противника. Если всю ночь перед битвой, вместо того чтоб спать, будешь тушить горящие палатки, утром много не навоюешь». «Гм… резонно. Ну что ж, попробуйте, инженер». Вылетел он с закатом: «Полетаю еще вокруг, пока не стемнело», – сделал широкий разворот, так чтобы его не было видно из крепости, и лишь тогда взял курс на закат-северо-закат; место впадения Нимродели в Андуин отыскал еще по свету, дальше все было делом привычным…

Кумай разжал пальцы, и мешок ушел вниз, в размеченную «звездами» темноту. Спустя пару секунд нос планера закрыл Полярную звезду Ковша: порядок – если он не сильно напутал со своею высотой, цель накрыта. «Что, какая-нибудь отрава?» «Да нет. Это магия». «Магия? Делать вам нехрена…» «Ты уж поверь, лориенским ребятам этот мешочек придется сильно не по вкусу». «Ну-ну. Когда дело дрянь, всегда бросаются от врачей к колдунам…» Ладно, он свое дело сделал, а зачем это все нужно – начальству видней: меньше знаешь – крепче спишь. Теперь самое время разворачиваться и ложиться на обратный курс; путь неблизкий, да и ветер крепчает.

С привычной лихостью закладывая вираж над сонными водами Нимродели, Кумай не учел одного обстоятельства: высоты мэллорнов. Точнее сказать, он просто не подозревал, что бывают на свете такие деревья.

И был удар, когда одна из ветвей вроде бы совсем легонько притронулась к кончику крыла, разом обратив планер в крутящееся волчком семечко-крылатку вроде тех, что мэллорны по осени роняют стайками на россыпи пожухлых эланоров.

И был второй удар, когда беспомощный ослепший «Дракон» швырнуло вправо, и он врезался в соседнюю крону – с хрустом раздирая шкуру обшивки, ломая хребет и ребра несущих конструкций.

И был третий удар, когда все эти обломки рухнули вдоль ствола вниз, на заполненный оцепенелыми эльфами талон – едва не к ногам самого клофоэля Покоя.

…Собственно говоря, Кумай к тому моменту дело свое уже сделал, так что его вполне можно было бы списать по графе «допустимые потери», философски помянув при этом ту самую яичницу, коию не приготовишь, не разбив яиц. Имелось, однако, одно осложняющее обстоятельство: тролль при падении крепко побился, но остался жив – а вот это, как легко догадаться, было полной катастрофой.