– Он отец ребенка, любимая.

– Да? По-моему, он понял это немного поздно.

– Пусть Дейзи решает. Давай поговорим о другом, ладно?

Лотти резко вскинула голову. Муж потупился, затем снова взглянул на нее:

– Я о доме… Мне… не нравится, что происходит, Лотти. Все снова всколыхнулось. Ты на нервах.

– Ничего подобного.

– Ты настраиваешь себя против Сильвии Роуан, тогда как давным-давно избегаешь эту семейку.

– Я не просила ее начинать свару.

– А тут еще эта фреска. Я не против, дорогая, ты знаешь. Я никогда не возражал, чтобы ты туда ходила. Но ты сама не своя последнюю пару недель. Мне не нравится видеть, как ты доводишь себя до нервного срыва.

– Ничего подобного. Это ты доводишь меня до нервного срыва тем, что затеял этот разговор. Я в порядке.

– Что ж, хорошо. Как бы там ни было, я хотел кое о чем поговорить. Насчет того, что будет после.

Лотти опустилась на стул.

– После чего? – подозрительно спросила она.

– После открытия отеля. Дейзи вернется в Лондон – разве не так? Со своим другом или без него. И твоя помощь больше не понадобится.

Лотти взглянула на него, не понимая. Она не думала о том, как изменится жизнь после того, как «Аркадия» вновь откроет свои двери. Ее охватила холодная дрожь. Она ни разу не подумала, что будет делать без этого дома.

– Лотти!

– Что? – Она видела, какая жизнь теперь пойдет: собрания «за круглым столом», с угощением и танцами, пустые разговоры с соседями, бесконечные вечера в этом доме…

– Я принес для нас несколько брошюр.

– Что ты сказал?

– Я принес для нас несколько брошюр. Я подумал, что мы могли бы воспользоваться случаем и попробовать что-то новое.

– Что именно?

– Мы могли бы отправиться в круиз или…

– Терпеть не могу круизы.

– Но ты не была ни в одном. Послушай, а что, если нам совершить путешествие вокруг света? Будем останавливаться, где захотим. Много чего повидаем. Мы же с тобой никуда не ездили. А теперь у нас нет обязанностей, мы свободны.

Он не произнес слов «второй медовый месяц», но Лотти почувствовала, что он имел в виду именно это, и сорвалась:

– Как это на тебя похоже, Джо Бернард!

– Что?

– Никаких обязанностей – вот что. А кто присмотрит за Кейти, пока Камилла на работе? И кто поможет Камилле?

– Ей поможет Хэл. – (Лотти презрительно фыркнула.) – У них теперь все хорошо, любимая. Вспомни, как они ворковали у фрески. Настоящие голубки. Ты сама мне рассказывала.

– Вот-вот, много ты знаешь. Дело в том, что между ними кошка пробежала. Лично я считаю, что он на грани того, чтобы снова ее бросить. Именно поэтому я хотела, чтобы ты повел сегодня вечером Хэла выпить, а заодно выяснил, что творится в его дурацкой голове. Но нет, ты слишком занят, обдумывая круизы и прочие развлечения.

– Лотти…

– Я собираюсь принять ванну, Джо, и обсуждать это больше не намерена.

Она тяжело поднялась по ступенькам, направляясь в ванную комнату, не понимая, почему слезы так легко подступают к глазам. Уже второй раз за эту неделю.

* * *

Шум наполнявшейся ванны не позволил ей услышать шаги Джо по ступеням. Неожиданно возникшая в дверях фигура заставила ее подпрыгнуть.

– Как бы мне хотелось, чтобы ты не подкрадывался! – завопила она, прикрыв рукой грудь, в ярости, что он застал ее врасплох.

Джо на секунду замер, увидев, что лицо жены залито слезами.

– Я не часто тебе возражаю, Лотти, но теперь я выскажусь.

Лотти уставилась на мужа, заметив, что он стоит прямее, чем обычно, а в голосе его звучит чуть больше уверенности.

– Я поеду путешествовать. После открытия отеля. Закажу билет и объеду вокруг света. Время идет, дело к старости, а я не хочу стареть и чувствовать, что ничего не сделал, ничего не видел. – Он помолчал. – И не важно, поедешь ты со мной или нет. Конечно, я бы предпочел, чтобы ты поехала, но хотя бы раз я поступлю так, как хочу. – Он выдохнул, словно его короткая речь потребовала огромных внутренних усилий. – Вот и все, что я хотел сказать. – Он повернулся, чтобы уйти, оставив свою жену в удивленном молчании. – Крикни, когда захочешь, чтобы я сунул отбивные в гриль.

* * *

На пятый вечер Даниель и Дейзи поговорили. Повезли Элли прогуляться на пляж, засунув в коляску и укутав хлопковым одеяльцем, хотя вечер был теплым и безветренным. Дейзи призналась ему, что в последние дни ей трудно ясно мыслить в доме. Он теперь казался ей даже не домом или отелем, а списком проблем, нуждавшихся в решении: оторвавшийся крючок на окне, незакрепленная доска в полу, неисправная розетка, а срок окончания работ неумолимо приближался. На свежем воздухе ее голова пусть медленно, но все-таки прояснялась.

Я ведь этого хотела, думала Дейзи, глядя на них со стороны: красивая молодая пара с прелестным ребенком. Настоящая семья, крепкая, дружная, неповторимая. Засомневавшись, она все-таки взяла его под руку. Он сразу прижал ее к себе, и рука согрелась теплом тел.

А потом Даниель заговорил.

В первый раз он осознал, что с ним что-то не так, когда один из его старых коллег показал фотографию своего ребенка и его прямо распирало от гордости. А Даниель не только не носил с собой фотографии, но и не испытывал десятой части того, что было дано его коллеге.

Как бы это ни было больно, он все-таки признал, что загнан в угол. Угодил в ловушку, но не в собственную. Его красавица-подруга исчезла, а ее место заняли плаксивое бесформенное существо (он так не сказал, но Дейзи поняла, что он имел в виду) и этот вечно орущий ребенок. В его жизни больше не было места красоте и порядку. А без красоты и порядка Даниель не мог существовать. Однажды он глаз не сомкнул, заметив, что картина висит на стене чуть криво. Дейзи проснулась в четыре утра и застала его за перевешиванием картины с помощью двух спиртовых уровней и нескольких кусков бечевки. Но младенцам наплевать на порядок. Им все равно, что их зловоние, шум и пеленки загрязняют маленький рай Даниеля. Им все равно, что своими требованиями они отрывают матерей от больших сильных рук, нуждавшихся в этих женщинах не меньше. Им все равно, в котором часу они вас разбудили или что вам нужно поспать не меньше четырех часов подряд, чтобы потом зарабатывать деньги на жизнь.

– А самое главное, Дейз, тебе не позволено жаловаться. Ты должен просто принимать это и верить каждому, кто твердит: «Дальше будет легче», хотя тебе самому кажется, что с каждым днем становится все труднее, и вместо того, чтобы любить их слепо, ты видишь уродливых орущих троллей и не можешь поверить, что они имеют к тебе какое-то отношение. Если бы я сказал… Если бы я произнес вслух все, что думал в те первые недели, выложил всю правду, то, скорее всего, угодил бы под арест.