— Я…

— Ты напомнил мне меня, — перебил старик. — В том же возрасте… Все парни делают одни и те же глупости. И девчонки тоже… Например, курят, потому что считают: это сделает их круче и поможет кого-то закадрить. И те и другие так думают.

Давид не мог произнести ни слова. Он понимал, что старик говорит правду: в его словах была какая-то комическая и в то же время печальная логика. Но одновременно его одолевали опасения: а вдруг это извращенец, педофил, который собирается его увезти?.. Мама постоянно предупреждала его, чтобы он не разговаривал с незнакомыми людьми.

— Ты, наверно, думаешь, что я собираюсь предложить тебе конфетку? — спросил старик, словно прочитав его мысли, и рассмеялся искренним, заразительным смехом.

Услышав его, Давид расслабился — почти вопреки себе. Поскольку в этом смехе, в этом взгляде промелькнуло нечто знакомое… даже родственное. Когда мама смеялась, она точно так же слегка склоняла голову набок и чуть прищуривала глаза, отчего сразу становилась гораздо моложе… как сейчас этот старик. Это, конечно, не гарантировало отсутствия у него дурных намерений, но Давид все же немного ослабил бдительность.

— Знаешь что, молодой человек? Лучше выбрось эту сигарету. Уверяю тебя, если девчонка тебя полюбит из-за курения, это как-то не очень хорошо. Я, правда, тоже курил, но вот уже двадцать лет как бросил.

— Ладно. — Это было первое слово, которое Давид произнес.

Он бросил окурок на землю. Старик молча взглянул на окурок, потом перевел взгляд на Давида. В повисшей тишине слышалось только мягкое урчание мотора.

— Ты правильно поступил. Твоя мама гордилась бы тобой. Ты очень умный мальчик. И одаренный, я уверен. Да… очень одаренный.

— Спасибо, месье, — вежливо ответил Давид.

— Ну что ж… еще увидимся.

— Иншалла.

Почему-то Давид неожиданно для себя произнес именно это слово. Он перенял его от Джорди, который его употреблял по самым разным поводам. Мама пыталась их от этого отучить, но безуспешно.

— Хм… а ты знаешь, что означает это слово?

— Ну примерно: если Бог того захочет.

Старик снова рассмеялся. Опять это неожиданное и волнующее сходство с мамой…

— Именно. А знаешь, что про меня говорят?

— Что?

— Что Бог — это я.

Старик загадочно улыбнулся, и в следующий миг Давид увидел свое собственное отражение в тонированном стекле.

Огромный автомобиль тронулся с места и все так же медленно и торжественно продолжал свой путь. Давид направился к дому. Он прошел примерно полпути и только тогда внезапно осознал: они со стариком говорили на французском, а не на португальском.

Он резко обернулся. Лимузин был уже в самом конце аллеи. Вот тогда и произошел этот феномен…

…сильнее…

Это слово возникло в его мозгу как будто само собой. Неужели он действительно хотел… задержать автомобиль? Остановить его? И на секунду ему показалось, что это удалось — лимузин неподвижно застыл в густом раскаленном воздухе.

Потом послышался резкий хлопок, и, подняв голову, Давид увидел, что один из фонарей, стоявших вдоль аллеи, буквально взорвался изнутри.

Лимузин скрылся за поворотом.

Несколько минут Давид стол неподвижно, глядя то на осколки стекла на песке, то на пальмы в конце аллеи, за которые свернул автомобиль.

Он спросил себя, стоит ли рассказывать об этом случае маме, и решил, что нет. На всякий случай он запомнил номер машины — если старик снова здесь появится, тогда нужно будет предупредить маму. Но почему-то ему казалось, что старик этого не сделает.

А пока не стоит зря тревожить маму. Он уже показывал ей статью об El Viudo, чтобы проверить ее реакцию. Он понял, что она скрывает от него что-то. По мере того как он взрослел, необходимость пролить свет на «события» становилась все более насущной. Но про старика в лимузине он ей расскажет в другой раз.

Он продолжал путь к дому. В голове звучала мелодия босановы.