Я снова приникла к нему.

— Знаешь, мне было так страшно, когда сказали, что ты умер! Но я сразу поняла, что это неправда.

— Ну, как я могу умереть? — спросил он, гладя меня по волосам. — А на кого я вас всех тут оставлю?

— Правильно! — засмеялась я. — Нас без глазу оставить никак не можно! Мы ж такого натворим!

— Это точно! Поэтому я не умер, Мария. Я буду все время с вами. Только не совсем так, как тебе хотелось бы, понимаешь?

— Нет.

— Это трудно описать. Вы не будете меня видеть, но будете только чувствовать. А я вас буду и видеть, и чувствовать. Если тебе будет нужна помощь, то я помогу. Ты можешь и не узнать, что это я помог тебе, но это ведь и не важно, правда?

— Нет, важно! Мне важно, чтобы это был ты. И был со мной. И не незримо, а чтобы очень даже зримо! Я хочу не только чувствовать, я хочу трогать тебя, быть с тобой, я хочу, чтобы я по утрам просыпалась и долго смотрела на то, как ты спишь, ты такой смешной, когда спишь, прямо как ребенок! Я хочу, чтобы ночью, когда маленький будет плакать, я бы делала вид, что крепко сплю и ничего не слышу. И ты бы подходил к нашему сыну и качал его на руках, успокаивая, что-то шептал ему тихо, чтобы не разбудить маму. Я хочу вечером встречать тебя с работы, разогревать еду, и чтобы ты хвалил мою стряпню, а я бы пока ты ешь, быстро-быстро рассказывала тебе все, что у нас с детьми произошло за день. Я хочу готовить тебе ванну, и сидеть рядом, пока ты ее принимаешь, и подавать тебе полотенце, и знать, где ты оставил свой дезодорант и где у нас на полке чистое белье. Я хочу, чтобы на выходные мы всей семьей гуляли в парке, чтобы ты раскачивал качели, а я бы переживала, из-за того, что наш ребенок сейчас с них упадет, а ты бы смеялся и говорил, что ничего страшного, что все под контролем. Я хочу, чтобы мы любили друг друга каждую ночь, и чтобы каждую ночь умирали от счастья. Я хочу, чтобы ты проверял у наших детей уроки и рассказывал им твои бесконечные истории на все случаи жизни. Я хочу смотреть вместе с тобой твои любимые дурацкие боевики и не сердиться, что ты засыпаешь на моих любимых дурацких мелодрамах. Я хочу, чтобы ты научил нашего сына драться, и сердился на нашу дочку за поздние возвращения. Я хочу, чтобы ты переживал, когда будут появляться на свет наши внуки, и чтобы я, видя, как ты нервничаешь, удивлялась, что ты волнуешься больше меня. Я хочу, чтобы мы с тобой прожили сто лет вместе и чтобы я умерла раньше, потому что второй раз пережить это я не смогу.

Он смотрел на меня, не улыбаясь больше, и от этого больно сжималось сердце в нехорошем предчувствии.

Когда я закончила и заплакала — видишь, какая я стала плакса?! — он погладил меня по голове и прикоснулся губами к волосам.

— Мария, ничего этого не будет. Зато будет много другого. Мы точно так же не расстанемся никогда, только не физически, понимаешь? Я буду жить в тебе, но не так как этот наш ребенок, а по-другому, жить в твоих мыслях, в твоих поступках, в том, что будут делать наши дети, а потом — наши внуки. Мы все равно будем вместе, просто иначе. И кто знает, что важнее, а, Мария?

— А я не хочу иначе! — капризно сказала я, понимая, что все бесполезно. — Как я буду жить иначе, если я вообще плохо понимаю, как жить? Что мне делать, Адам?

— Думать. И заставлять думать других.

— Что?

— А чем я занимался, а, Мария? — он снова улыбался. Все было по-прежнему. — Я ходил и разговаривал, заставлял людей думать. Хорошее, занятие, правда?

Я кивнула.

— А самое первое, что ты сделаешь — это научишь думать нашего ребенка. Неважно, мальчика или девочку. И если это тебе удастся, то какое достижение ты можешь поставить выше этого?

Я помотала головой. Говорить я уже не могла.

— Вот и все.

— Тебе пора? — выдавила я, наконец.

Он кивнул.

— Ты поцелуешь меня на прощание?

Он улыбнулся и прикоснулся губами к моему лбу. Губы у него были ледяные. Или это я вся горела?

Я очнулась, обнаружив себя на остановке автобуса около нашего дома. Как я сюда попала? Как доехала? Не помню. Но это и не важно.

Странно, что я совсем еще не чувствую, что у меня внутри ребенок. Он где-то там, совсем не проявленный, невидимый. Пока, когда проводишь рукой по животу, ничего не видно, мой обычный плоский животик, но там внутри сидит кто-то, кто будет называть меня мамой. «А Адама — папой», — подумалось мне, и внутри опять стало холодно. Он будет называть его папой только в моем воображении. Только в воображении. Кстати, почему он? Может, это будет она? Говорят, матери больше любят сыновей, а отцы — девочек. А может это тоже бабкины сказки.

И в этот момент я как-то неожиданно остро почувствовала, что Адам был прав. Я перестала ощущать его как потерю. Он действительно был со мной, жаль, конечно, что не так, как бы мне хотелось, но кто сказал, что все должно быть только так, как я хочу?

Важно, что мы вместе, а как — дело десятое.

Я заглянула внутрь себя, чтобы понять — там ли Адам — и как-то сразу поняла, что да, он здесь. «Я все правильно чувствую, Адам?» — спросила я и прислушалась. «Конечно!» — ответил он и улыбнулся.