Он обнаружил, что не может дышать, как будто воздух выкачан из его легких. Затем он пополз сквозь этот мировой пожар. Возможно, тот самый древний Ад всего человечества…

Ник лежал на все еще вздрагивающей земле, прижатый к ней силой, напоминавшей массивный кулак, упершийся в его спину. Он был разбит, раздавлен, смят и, похоже, что-то бессвязно выкрикивал. Затем пришла темнота, в которой огни Ада медленно затухали.

* * *

Высокий и сияющий, стоял гигантский крест. Из него исходил свет, простирающийся дальше и дальше, и под этим светом распространялись мир и покой. Мачта с лопастями испускала потоки злобной энергии. Они сталкивались с животворной силой Авалона, и умиротворение спадало. Из самых дремучих мест Тьмы выползали существа, чтобы вновь пройтись по земле.

Мир и покой отступали перед этой энергией мачты, перед Тьмой, замыкаясь в городах и в тех местах, где Авалон развивал полную силу. С места на место перегонялись те, кто не служил ни Тьме, ни Авалону, а был лишь добычей…

Мелкие существа, бегущие без всякой цели и явно преследуемые собственными страхами, влачили жалкую жизнь. Они были слепы ко всему, кроме того, что бессознательно гнало их навстречу собственным мукам.

Равновесие было нарушено. «Люди» собрались в городах. Рита и те, кто принял Авалон. Там же был и Герольд, носящий имя этой земли, а за ним четверо его помощников: Дуб и Яблоня, Терн и Бузина, каждый из которых носил знак своего имени. Впереди их всех находился Герольдмейстер Логоса. Он был могуч и одет не в сверкающий плащ, как у Герольда, а в темно-синюю мантию, поверх которой струились серебристые руны, которые вились и свертывались в слова глубочайшей мудрости, а затем растворялись, чтобы затем вновь обрести живую форму. В руках его огромный меч, направленный острием в землю Авалона, из металла которой он был выкован много веков назад. Вдоль клинка этого меча тоже тянулись руны. Но эти были навечно закреплены в металле силой кузнецов по способу, давным-давно забытому даже и в таком мире, где время так мало значит.

Две руки строго вертикально удерживали меч: широкие плечи были развернуты гордо и прямо, а над ними возвышается голова… И лицо того, кто может призывать бури и штормы, переплетать воду и ветер по собственному желанию и тем не менее презирает использование энергии их для своих собственных желаний. Серебристые волосы, такие же сверкающие, как и струящиеся руны. У него было имя, очень старое имя, известное в Авалоне, и которое стало легендой и в другом мире…

Мерлин.

Сейчас Герольдмейстер Логоса отвернулся от города. Руки его пришли в движение, выдергивая меч, с легкостью поднимая его огромный вес, протягивая острие вперед на уровне сердца. Его губы тоже двигались, но если какие-то слова он и произносил, они не воспроизводились как звук, поскольку не были предназначены для людей или прочих существ.

Мачта-пропеллер разбрасывала багровый огонь, который нес с собой черный дым, и где он оседал, там пятна смрада покрывали землю. Где росли эти пятна, там появлялись служители Тьмы, которые ползли к городам. И энергия чужаков истощала силы Авалона, так что жизнь в тех местах блекла и замирала.

Но…

Возникла вспышка энергии, столь мощная, что поглотила все окружающее. Сначала все стало красным, а затем белым. Мир исчез, все видимое исчезло. Не осталось ничего.

— Ничего… ничего… — Это Ник слышал. Осознание окружающего возвращалось медленно и вяло. — Ничего… ничего… — Теперь это повторял его собственный голос.

Он… он был Ник Шоу… и он был жив. Но он не хотел открывать глаза, чтобы вновь увидеть ужасающее небытие, которое было концом Авалона. Как он все еще мог жить, когда все остальное, весь окружающий мир, были мертвы?

— Все мертвы… — Он превратил эту мысль в слова.

— Нет!

Этого он не говорил. Кто еще здесь? Кто избежал конца Авалона?

— Кто?..

— Ник! Ник, пожалуйста, посмотри на меня!

Кто-то… кто?

— Кто? — повторил он. Он не был уверен, что это интересовало его, ведь он так устал… так сильно устал. Авалон исчез. В нем поднималась глубокая печаль. Он даже мог почувствовать слезы, проступающие из-под век, которые он не хотел поднимать. Он не плакал уже давно… Мужчины не плачут, мужчины не могут плакать.

— Ник! Пожалуйста, разве вы не можете помочь ему. Сделайте что-нибудь?..

— Только сам он может сделать что-то для себя.

Он уже и раньше слышал этот голос, давным-давно. В Авалоне. Но Авалон исчез. Он видел его гибель. Нет… хуже всего то, что он своими действиями уничтожил его. Ник начал болезненно складывать обрывки памяти, чтобы представить полностью эту отвратительную картину. Он выстрелил в мачту из оружия, найденного в тарелке. Произошел ужасающий по объему взрыв энергии. И там был Мерлин… с мечом. Но разрушение мачты, должно быть, вызвало разлив энергии, по мощности превосходящий ту, за счет которой существовал Авалон. И Авалон исчез, и где он мог быть сейчас, Ник не знал, да и не хотел знать.

— Ник! — К нему прикасались чьи-то руки, его трясли, но — он непроизвольно сделал такое открытие — боль его тела была меньше, чем страдания души.

— Открой глаза, взгляни, Ник, ты только взгляни!

И он открыл их. Как он и думал, вокруг не было ничего, вообще ничего.

— Ничего нет. Авалон исчез, — сказал он в эту пустоту.

— О чем он говорит? Он… ослеп? — В этом голосе из небытия звучал страх.

— Он слеп на свой собственный манер. — И вновь этот другой голос, из прошлого.

Герольд! Авалон! Но ведь земля исчезла, ушла в небытие. Как же мог уцелеть Герольд?

— Авалон, Тара, Броклайн, Карнак… — Ник повторял названия, которые некогда имели огромное значение и которые он превратил в бессмыслицу. — Дуб, Яблоня, Терн, Бузина и Герольдмейстер… все исчезли.

— Он… не понимает, что он говорит… — задыхаясь, произнес первый голос, как будто кто-то боролся с рыданиями. — Что с ним случилось?

— Он верит, и для него сейчас есть только то, во что он верит, — ответил Авалон.

— Ты — Авалон, — медленно произнес Ник. — Но ведь это неправда… потому что Авалон исчез. А я — тоже мертв? — Теперь страх внутри него прошел. Возможно, смерть и была вот таким… вот таким небытием.

— Нет, разумеется, нет! Ник… Пожалуйста, не будьте таким! Вы же можете помочь ему? Я знаю, что могли бы, если хотели.

— Он должен поверить.

— Ник, послушай! — Кто-то был так близко от него, что он мог ощущать постороннее дыхание у своей щеки. Дыхание — это жизнь, так что тот, другой, должен быть жив. Но как мог кто-то жить в небытии? — Ник, ты здесь, с нами. Ты каким-то образом разорвал поступление энергии, или что там это было… А затем… все и произошло. Пленники смогли выйти из заключения. А инопланетяне все погибли. Барри говорит, что это сделал ответный удар того, что сдерживала энергия. Все их летающие тарелки уничтожены. Затем… затем появился Герольд. Ник, ты должен видеть!