Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что ты видел? – с вызовом бросил Гуликов.
Таджик замешкался с ответом.
– Ага! – воскликнул Гуликов торжествующе.
Таджик все еще мялся. Раздосадованный инспектор недвусмысленно звякнул наручниками.
– Он тут ругался! – вдруг прозрел таджик. – Оскорблял нашу нравственность и причинял моральные страдания!
– Врет! – оценил Гуликов.
Зато инспектору понравилось.
– Хорошо, – одобрил он.
И таджик расцвел, как вишня в мае.
– И еще сопротивление оказывал, – высказал он предположение.
Инспектор прикинул, насколько может быть полезной такая версия.
– А неплохо, пожалуй, – оценил он.
– Да что же это такое! – взвился негодующий Гуликов. – Какое сопротивление? Кому?
– Кому? – вслух задумался инспектор и посмотрел на таджика вопросительно.
– Вам! – ответил Буботоджон Худойбердыев со льстивым восточным подобострастием, о котором можно иметь представление, только читая сказки про падишахов и визирей.
– Нам! – сказал Гуликову инспектор.
– Вранье, сплошная ложь и провокация! – тут же объявил Платон Порфирьевич. – Где доказательства?
С доказательствами действительно было туго. Инспектор замялся. Его сослуживцы отвлеклись от написания протокола и тоже задумались над тем, как быть в подобной щекотливой ситуации. Осмелевший таджик протянул руку и сорвал погон с инспекторского плеча.
– Ты что делаешь, урюк? – изумился инспектор.
– Это не я! – быстро сказал свидетель Худойбердыев. – Это он!
И ткнул, подлец, пальцем в грудь Платона Гуликова.
– Ага! – обрадовался догадливый инспектор. – Точно! Погон к протоколу подошьем!
– Вот это фигушки! – сказал желчно Гуликов. – Тут все свидетели! Все видели, что это гражданин в тюбетейке погон сорвал!
– Где свидетели? Какие свидетели? – спросил инспектор и повел окрест подслеповатым взглядом.
– Эти вот! – указывал пальчиком автолюбитель Гуликов.
– Ах, эти, – что-то там разглядел инспектор. – А чего вы тут столпились, граждане? Случилось, может, что? Давайте расходитесь, не мешайте!
Свидетели, только и ждавшие команды разойтись, тотчас с готовностью сыпанули в разные стороны.
– Стойте! – всполошился Платон Порфирьевич. – Куда?!
От этого крика свидетели только прибавили ходу, будто боялись, что им вслед сейчас начнут стрелять.
Из всех только один старичок остался. Брови, как у генсека, взгляд строгий и колючий, и на рубашке значок «XXV съезд КПСС». Старый член партии. Ум, честь и совесть. С такими свидетелями всегда одни только хлопоты. Никогда не знаешь, чего они там насвидетельствуют.
Инспектор насторожился.
– Вы идите, товарищ! – сказал он с неискренней доброжелательностью. – Спасибо вам за помощь. Мы вам непременно позвоним.
– Я никуда не пойду! – строго ответил партийный дедушка. – Я все видел, и я свидетельствовать буду!
Инспектор понял, что не ошибся в подозрениях. Придется повозиться с этим старым маразматиком.
– Как хорошо, что у нас еще остались такие сознательные граждане! – сказал инспектор, лучезарно улыбаясь. – Все вместе мы искореним из нашей жизни негативные явления!
– Да! – сухо отвечал старик.
– Каленым железом выжжем асоциальные поступки! Нарушителей к ответу! Никакой пощады преступным элементам! – продолжал гипнотизировать собеседника инспектор.
– Да!
– Пятилетку – в четыре года! Экономика должна быть экономной! Наш труд тебе, родина! Народ и партия едины!
– Правильно! – поддержал старичок, и его глаза загорелись молодым задорным огнем.
– Спасибо! До свидания! – напутствовал его инспектор.
– Нет! – тут же очнулся старичок. – И все равно я буду свидетелем!
Гуликов едва не разрыдался. Молодежь вся драпанула, бросив несчастного Платона Порфирьевича на произвол судьбы и на бесчестную расправу, и только этот старик проявил характер, и у Гуликова еще был шанс спастись.
– Спасибо вам! – сказал он с чувством. – Ведь есть же люди! Мы к ним без внимания! А они со всей душой!
Тут он прикусил язык, убоявшись произнести вслух то, что подумал. А подумал о том, что никогда он не был к старикам с добром. Что прогревал по утрам двигатель под чужими окнами, и наплевать ему было на то, что за теми окнами живут пожилые люди. А еще он машину на тротуаре парковал так, как ему удобно было, а если какой старичок замечание делал, Гуликов отвечал ему хоть и беззлобно, но нецензурно. И, пробираясь на своем «Запорожце» меж домов, неоднократно загонял несчастных пешеходов в лужи, а то еще окатит пешехода водой из лужи и уезжает побыстрее прочь, чтобы не оплачивать несчастному химчистку.
– Дедушка, вас бабушка, наверное, дома ждет, – сказал инспектор, для самого себя уже незаметно закипая.
– Подождет! – ответил старик, нахмурившись.
– А вы не мешайте человеку исполнять его гражданский долг! – поддержал свидетеля автолюбитель Гуликов.
Его поддержка, кажется, воодушевила старика.
– Вместе порядок наведем! Каленым, черт возьми, железом! – объявил дедуля так, будто выступал на партсобрании.
– Да! – поддакнул Гуликов, осмелев.
– А то совсем распоясались!
– Точно! – подтвердил Платон Порфирьевич, ожесточаясь сердцем.
– Моторы прогревают прямо у меня под окнами!
– Да! – брякнул Гуликов, не успев сообразить.
– И наплевать им на то, что там живут пожилые люди!
Гуликов занервничал.
– Машины ставят на тротуарах, чтобы им удобно было, а сделаешь замечание – так обматерят в ответ! – все больше расходился старичок.
Гуликов уже ощущал себя вредителем, которого клеймят на собрании трудового коллектива.
– А как едет, так прыгай, пешеход, в лужу! – с ненавистью припомнил былые обиды старичок.
Плохо дело, понял Гуликов.
– А то окатит грязью и удерет! Совсем житья не стало! – объявил партийный дедушка, и получалось так, что единственный метод, который, по его мнению, еще остался, – это уничтожать автолюбителей, как бешеных собак.
Инспектор осознал наконец, какой ценный свидетель подвернулся.
– Я их тоже ненавижу! – признался он старичку. – Рвал бы на части этих автомобилистов, ей-богу! Вот как только увижу кого-то за рулем, так сразу думаю: «Ах ты, гад!» И рука с жезлом сама собою поднимается!
– И правильно! – одобрил дедуля мстительно.
– И вот только когда выпотрошишь его, как подстреленного зайца, тогда только немного отпускает, – делился сокровенным инспектор.