— Не с ним, а с ней.

— Ну, с кем?

— Пришло время вам познакомиться с моей матерью.

По пути в Амхерст они проехали мимо аккуратного двухэтажного красно-кирпичного дома с бронзовой мемориальной табличкой, изучив которую Нора узнала, что здесь была резиденция Эмили Дикинсон. В ушах снова зазвучал голос Дарта:

"Так песнопенья

В строгом соборе

Душу нам ранят, не оставляя

Шрамов и боли — боли телесной,

Но пробуждают

В душе разногласья..."—

и у нее пересохло во рту, а по коже побежали мурашки.

Они поднялись вверх по холму с книжными магазинами и ресторанами на плоской вершине, миновали заросший пруд, снова взобрались чуть в гору, проехали мимо зданий колледжа из красного кирпича, не пощаженного временем.

Джеффри свернул в боковую улочку: симпатичные старые дома, некоторые обнесены белыми деревянными заборами, другие почти не видны, утопая в зарослях клонящих головы нежных лилий и пышных георгинов. Возле одного такого дома, едва различимого за зеленью сада, Джеффри и остановил машину.

Нора прошла за ним по дорожке, раздвигая желтые и розовые лилии, кивающие ей с высоты ее роста. Три кирпичные ступеньки вели к матово блестящей деревянной двери с медным колокольчиком. Аромат лилий царил повсюду. Дверь распахнулась, и на пороге появилась высокая седая женщина в очках-половинках и свободном, цвета бледно-желтых нарциссов блузоне с длинными рукавами. Она одарила Нору леденящим кровь взглядом и заключила в объятия Джеффри.

— Джеффри, ты чудовище! Доживу ли я до того дня, когда ты предупредишь о своем визите раньше чем за пятнадцать минут? Надеюсь, ты собираешься пожить у матери — это единственная причина, почему я вообще согласилась тебя принять.

— Здравствуй, Сабина, отпусти же меня, пока ты не сломала мне что-нибудь.

Отступив на шаг, Сабина крепко сжала ладонями плечи Джеффри.

— Ты выглядишь таким франтом в этой кепке.

— Ты сама выглядишь замечательно, но так было всегда.

— Надеюсь, мама в порядке? Она все время так занята, что нам с ней никак не удается поговорить. Я в курсе, что она организовывала в начале лета банкет Общества доверителей и, конечно же, в Доме президента, но для нее ведь это ничто — накупить еды на двести человек.

— Пустячок. Пара пустячков.

— А как поживаешь ты? — Сабина не отпускала плечи Джеффри. — По-прежнему счастлив, работая на тех, кто недостоин тебя?

— Я в порядке... Сабина, это мой друг Нора.

Женщина отпустила Джеффри и протянула руку Норе.

— Это вы та загадочная особа, которой необходимо повидаться с Эвом Тайди?

Нора взяла руку Сабины Мэнн и встретилась взглядом с ее умными, проницательными глазами цвета чуть темнее ледниковой воды.

— Да, благодарю вас. Надеюсь, я не причинила вам беспокойства.

— Никакого беспокойства, Эв как раз только что зашел. Джеффри знает, что может получить здесь все, что захочет. Беда в том, что он хочет немногого. — Сабина Мэнн пыталась быстро прикинуть в уме возраст Норы, ее семейное положение, социальный статус и роль в жизни Джеффри. — Я поклялась хранить все в тайне, хотя Джеффри не сказал мне, почему это необходимо, но надеюсь, я могу спросить у вас, давно ли вы знакомы?

Нора поняла, что прошла первую стадию теста.

— Я знаю Джеффри уже два года, но, как оказалось, все это время мы не были знакомы по-настоящему.

Сабина Мэнн продолжала молча изучать ее. Сложившаяся ситуация раздражала ее гораздо больше, чем она хотела показать Джеффри.

— Давайте выясним, что рассказал вам наш общий друг. Думаю, вы знаете об этой смехотворной работе, которой он так доволен, но сообщил ли он вам о...

— Уймись, Сабина, — мягко прервал ее Джеффри.

— Нет уж, позволь, дорогой. Упомянул ли наш друг о своих успехах в Гарварде?

— Упомянул.

— Хорошо. А вам известно о Серебряной и Бронзовой звездах, которые он получил во Вьетнаме, или о его пребывании в японском монастыре?

— О первом — нет, о втором — да, — сказала Нора, глянув на Джеффри.

— Раз вам оказано такое доверие, вы наверняка знаете, что он свободно владеет мандаринским и кантонским наречиями, а также японским языком, но интересно, говорил ли он...

— Сабина, пожалуйста, угомонись!

— Так говорил ли вам Джеффри, моя дорогая, что он написал две пьесы, которые поставили на Бродвее?

Нора повернулась к Джеффри и ошеломленно уставилась на него.

— Под псевдонимом, — пояснил он. — Так, ничего особенного.

— Теперь я знаю кое-что и о вас, Нора.

— Сабина, не надо.

— Помолчи, Джеффри. Ты используешь мой дом в личных целях, так что я имею право на всю информацию, которую сумею раскопать. А раскопала я вот что: эта красивая молодая женщина работает в «Ченсел-Хаусе», поскольку ты просил держать факт ее приезда в особой тайне от этого ужасного мистера Ченсела. Я уверена, что она разделяет мое отвращение к твоему работодателю и всей этой семейке, включая его странную жену, никчемного сынка и совершенно неподходящую ему супругу. Ведь так, моя дорогая?

— Вот не знала, что жена его сына так же плоха, как все остальные, — сказала Нора.

— Вовсе нет, поэтому она ему и не подходит. Единственное, что в ней не так, — это что она сделала глупость, выйдя замуж за члена этой семьи. Но вы находитесь под каблуком у Ченсела, как и Джеффри, так что не можете в полной мере оценить разрушительного действия этой семейки на окружающих.

— Ты закончила, Сабина? — спросил Джеффри.

— Да, пора заканчивать. Эверетт не любит, чтобы его заставляли ждать.

Плотный седоволосый мужчина с седой вандейковской бородкой резко закрыл книгу, которую держал в руках, и хмуро взглянул на Сабину:

— Двадцать минут, Сабина, — сказал он. — Целых двадцать минут.

— Да нет, только пятнадцать, Эв. Поскольку мне не разрешили присутствовать на вашем собрании, я должна была хоть немного побыть с Джеффри и его спутницей.

На левой щеке насупленного лица Эверетта Тайди образовалась и тут же разгладилась чуть заметная складочка — это, вероятно, означало оживление.

— Хотите кофе или чаю? Джеффри? Нора?

— Нет, спасибо, — сказал Джеффри, а Эверетт Тайд пробурчал:

— Чаю. «Пороха»[25].

— Значит, «Пороха», — сказала Сабина, закрывая за собой дверь.