Все расступились перед загадочным сооружением, и носильщики немедленно пустились бегом. Насмешливая физиономия Антуана де Пейролада окаменела совершенно, а когда портшез исчез из виду, он схватил меня за руку.

— Желтый цвет! Вы узнали его?

— Нет, но…

— Двадцать пять лет назад форму такого цвета носил капитан и члены его санитарной команды, подбиравшие тела умерших во время эпидемии чумы. С тех пор, опасаясь навлечь несчастье, никто такой цвет не осмеливается носить.

Я шагал к площади Сент-Этьен, ощущая на своих плечах тяжкое бремя совершенного мною «благородного» поступка. Никто из моих неожиданных спутников, попавших благодаря мне в Тулузу, не захотел меня покинуть — все они гурьбой следовали за мной.

Вокруг площади Сент-Этьен толпился народ, но сама площадь перед собором была пуста. Моя свита, от которой я питал надежду избавиться, постоянно ускоряя шаг, упершись мне в спину, неожиданно вытолкнула меня на самую середину пустого пространства.

Растерявшись, я захлопал глазами, соображая, как поступить, и внезапно справа от собора увидел шесть десятков членов парламента в громадных квадратных головных уборах, из-за которых они выглядели великанами, и я даже не сразу узнал их. Слева, опираясь на трость с гигантским золотым набалдашником, стоял, милостиво улыбаясь окружавшим его советникам и опоясанным ярко-красными шарфами офицерам, королевский сенешаль. Поодаль толкались посланцы различных религиозных орденов и монастырей, со своими вымпелами, крестами, раками и реликвариями с мощами святых. Я увидел представителей капитула Сен-Сернен, капитула Дорад, Синих кающихся, а также монахов с белыми жезлами из неизвестного мне ордена, отличительным знаком которого являлся серебряный знак Святого Духа. Повсюду блестели кресты, дароносицы, золотые алебарды. Двенадцать человек в фиолетовых одеждах прикладывали к губам огромные сверкающие трубы.

Тут я наконец осознал, насколько был неосторожен, но повернуть события вспять уже не мог. Раздался громогласный крик, монолитные ряды членов парламента расстроились, и большая часть советников ринулась ко мне. Королевский сенешаль пустился в пляс, увлекая за собой консулов, а двенадцать трубачей взметнули к небу торжествующий рев фанфар.

Только тогда я заметил, что их трубы гораздо больше обычных, дароносицы и раки слишком блестящие и новые, а серебряные значки Святого Духа на балахонах монахов и вовсе карикатурные. Я разглядел ходули, торчавшие из-под мантии председателя парламента, возвышавшегося над толпой, увидел, как с помощью веревочки аббат из Сен-Сернена поворачивает в разные стороны свой огромный накладной нос, а сенешаль шевелит усами из набитой сеном змеиной кожи.

Тут же расхаживал император Карл Великий, и два пажа несли за ним его длинную седую бороду. Рядом с Карлом, размахивая гигантским картонным мечом, выступал рыцарь Роланд. Неподалеку толпились божества и гении из римской мифологии, постоянно норовившие нарушить стройные ряды испанских королей, которыми были наряжены члены испанских студенческих корпораций. Приглядевшись, в одном из королей я узнал их старшину, вечного студента и невежду, известного всей Тулузе. Несколько королей и богов также устремились ко мне.

Но я быстро понял свое заблуждение: все эти люди бежали вовсе не ко мне, а к девицам, вызвавшим у участников маскарада необычайное оживление. Всеобщее внимание не осталось безответным: юная брюнетка на муле приподняла мантилью и одарила жаждавшую развлечений толпу надменной улыбкой — так королева снисходит к своим грубым, но искренним в проявлениях восторгов подданным. Женщины из Памье менялись буквально на глазах. Одна вылила на свою покрытую редкими волосами макушку содержимое флакона с духами, который, словно фокусник, извлекла из рукава, другая достала из складок юбки зеркальце и принялась прихорашиваться, третья в считанные секунды превратила растрепанные лохмы в кокетливую прическу. В их глазах загоралась надежда, радость наполняла воздухом грудь, плечи распрямились, а игрец на гузле подпрыгивал все выше и выше, проделывая совершенно немыслимые пируэты. И только немолодая женщина с корзинкой была по-прежнему молчалива и задумчива.

Я очутился в самом центре яростно отплясывавшей толпы, и если бы Торнебю не выдернул меня оттуда, я бы, наверное, упал и меня бы затоптали.

— Я, Юпитер Олимпиец, дарю вам этих женщин, — раздался громоподобный голос ряженого, облаченного в костюм главного римского божества; чтобы произнести эти слова, ему пришлось отодрать закрывавшую рот бороду.

Держа ее в руке, Юпитер одним прыжком вскочил на трон, и толпа приветствовала его радостными криками — видимо, горожане хорошо знали того, кто облачился в костюм Лучшего и Величайшего. И, словно отвечая на приветствия, Юпитер закинул за уши крючки, которыми крепилась его борода, и смешно надул щеки; в ответ толпа разразилась хохотом.

На площади Сент-Этьен началась невообразимая кутерьма. Ряженые ловили женщин, те вскрикивали и делали вид, что сопротивляются. Звонко хохоча, юная королева ударила пятками в бока своего мула, тот взбрыкнул, угодив копытом в какого-то не слишком почтительного подданного, и тот, охая и грязно ругаясь, заковылял прочь; больше охотников приблизиться к принцессе не нашлось. Студенты в тюрбанах и костюмах принцев Гранадских смешались с новоприбывшими маврами, которые в своих лохмотьях выглядели гораздо менее настоящими, нежели участники маскарада в мавританских костюмах. Вооруженные короткими жезлами, студенческие старшины щедро раздавали тычки, пытаясь восстановить порядок.

— Для тех, кого послало нам Провидение, мы сделали все, что могли, — сказал я Торнебю. — Теперь пора подумать и о себе.

С трудом протиснувшись сквозь толпу, мы оставили позади площадь и помчались по улице Барагон.

Поклясться не могу, но мне показалось, что впереди, на перекрестке улиц Круа-Барагон и Толозан, почти не касаясь земли, тихо проскользнул желтый портшез и растворился во мгле.

Решив, что окончательно оторвались от своих нечаянных спутников, мы перешли на шаг, но, к величайшему изумлению, тотчас услышали за собой топот многих пар ног. Сумев распахнуть перед несчастными ворота Сент-Этьен, я, видимо, внушил им непоколебимую уверенность в своем могуществе. Мавр с книгой и его приятели не желали со мной расставаться, равно как и пританцовывавший рядом игрец на гузле и несколько женщин с исключительно невзрачной внешностью — видимо, те, которые не привлекли внимания ни одного из участников карнавала.

Я ускорил шаг, и навязчивые спутники последовали моему примеру. Улицы были полны народа, но я уже понял, что оторваться от своей свиты даже в толпе нет никакой надежды. В голову не лезло ни одной полезной мысли. Тогда я остановился и начал призывать горожан проявить милосердие и приютить у себя бедных бездомных изгнанников. В ответ полетели проклятия и ругань: эти бедные люди — язычники и публичные женщины, а значит, и те и другие гнусные твари, которым не место в городе. Тем более что капитул издал целый ряд законов, согласно которым и тех и других можно упечь за решетку и приговорить к наказанию при малейшем подозрении. В общем, мне очень повезло, что сегодня праздник, а то бы они и меня отвели к городским стражникам!