Лимингу оставалось лишь проверить свой нитонисей на практике.

Если его замысел удастся, это будет иметь далеко идущие последствия.

До первого испытания оставалось совсем немного времени.

Вначале Лиминг решил обращаться к нитонисею на родном языке, но быстро понял свою ошибку. Родной язык подойдет лишь для произнесения «заклинаний», иначе на его затею не обратят внимания. К тому же пора перестать разыгрывать из себя тупицу, неспособного к языкам. Чешуйчатые раскусили его тактику и убедились, что он вполне овладел их языком.

Держа подставку с нитонисеем в левой руке, Лиминг подошел к двери и приложил ухо к закрытому глазку. Ему не терпелось услышать шаги охранника, однако тот будто намеренно запаздывал. Прошло минут двадцать. Наконец Лиминг услышал тяжелый топот армейских ботинок.

– Ты здесь? – спросил Лиминг, обращаясь к нитонисею. Он говорил достаточно громко, чтобы услышал охранник. – Ты здесь?

Отпрянув от двери, Лиминг распластался на каменном полу, поставив нитонисей вблизи лица.

– Ты здесь?

Глазок распахнулся. В камеру упал луч света, тут же заслоненный заспанным глазом охранника.

Всем своим видом показывая, что окружающий мир для него не существует, Лиминг говорил в обвитую проволокой петлю:

– Ты здесь?

– Чем это ты там занят? – сердито спросил охранник.

Лиминг узнал по голосу, кто это, и решил, что удача поворачивается в его сторону. Сейчас дежурил тип по имени Марсин. У этого чешуйчатого хватало мозгов лишь на то, чтобы целиться, стрелять и, если понадобится, позвать на помощь. В остальном он являл собой пример редкостного тупицы. Лиминг удивлялся, почему Марсина не уволят из армии за слабоумие.

– Я спрашиваю, чем ты занимаешься? – уже громче повторил Марсин.

Лиминг ответил не сразу, как и должен вести себя погруженный в транс.

– Я?.. Разговариваю.

– С кем разговариваешь?

– Отстань и не мешай мне, – с неподдельным раздражением потребовал Лиминг. Он чуть повернул подставку с нитонисеем и опять спросил: – Ты здесь?

– Запрещено! – прорычал Марсин.

Лиминг громко вздохнул, показывая охраннику, до чего тяжело объясняться с дураками.

– Что запрещено?

– Разговаривать.

– Ну разве можно быть таким непроходимым невеждой? – осуждающе спросил Лиминг. – Моему народу всегда разрешено говорить. Где бы мы тогда были, если бы нам этого не разрешалось?

Сказанное сильно озадачило Марсина. Он ничего не знал ни о землянах, ни о каких-то вольностях, которые они называли жизненно важными. И уж тем более он не знал, где бы они оказались без этих вольностей.

Более того, Марсин не осмеливался ворваться в камеру и положить конец странному поведению пленного. Вооруженному охраннику запрещалось входить в камеру по собственному усмотрению, и это правило строго соблюдалось. В особенности после того, как однажды ригелианец напал на вошедшего охранника, завладел его оружием и попытался бежать, застрелив при этом шестерых чешуйчатых.

Если Марсин хотел вмешаться, он должен был действовать по предписанию: пойти к дежурному сержанту и доложить о том, что землянин ведет недозволенные разговоры с какой-то проволочной петлей. Но как раз с этим сержантом Марсин предпочитал не связываться, зная его скверный характер и непредсказуемость. Особенно в четыре утра. Сержант и так часто награждал Марсина всевозможными эпитетами, и «незаконнорожденный фаплап» был еще не самым сильным из них.

– Давай прекращай свои разговоры и ложись спать, – с некоторой долей отчаяния произнес Марсин. – Будешь еще шуметь – завтра доложу о тебе дежурному офицеру.

– Иди покатайся на верблюде, – предложил ему Лиминг.

Он еще немного повернул подставку, как будто добивался точной настройки.

– Ты здесь?

– Я тебя предупредил, – крикнул Марсин, пялясь в глазок.

– Исчезни! – рявкнул в ответ Лиминг.

Марсин шумно захлопнул глазок и исчез.

Сон все же сморил Лиминга, и он проспал дольше обычного. Однако проснулся он не сам. Его грубо разбудили. Дверь широко распахнулась, и в камеру ворвались трое охранников. За ними проследовал офицер.

Пленного бесцеремонно столкнули со скамьи, раздели догола и голым вытолкнули в коридор. Охранники принялись рыться в его одежде. Офицер переминался с ноги на ногу, ожидая результатов.

Не найдя ничего в одежде, чешуйчатые стали обыскивать камеру. Один из них сразу же обнаружил нитонисея и передал офицеру. Тот с опаской взял проволочную конструкцию, точно в ней была спрятана бомба.

Другой охранник поддел носком ботинка вторую палочку, но даже не обратил на нее внимания. Охранники простукивали пол и стены, ища несуществующие пустоты. Потом они отодвинули скамью и наклонились, оглядывая ее кромку. Охранники уже собирались перевернуть скамью, когда Лиминг решил, что теперь самое время прогуляться. Он шагнул за порог и двинулся по коридору, совершенно равнодушный к своей наготе.

Офицер что-то прорычал, указывая на дерзкого землянина. Охранники выбежали из камеры и стали кричать Лимингу, требуя остановиться. Из-за поворота показался четвертый охранник. Он ничего не сказал, лишь нахмурился и навел на Лиминга револьвер. Лиминг повернулся и не спеша пошел обратно.

Подойдя к рассерженному офицеру, он остановился. Встав и изобразив на лице полнейшее смирение, Лиминг произнес:

– Посмотри на сентябрьское утро.

Офицер не пожелал этого сделать. Он поднес нитонисей к самому носу Лиминга и завопил:

– Это что?

– Мое имущество, – ответил Лиминг с достоинством голого землянина.

– У тебя не должно быть никакого имущества. Военнопленным запрещено иметь личные вещи.

– Кто это сказал?

– Я! – свирепо ответил офицер.

– А ты кто? – спросил Лиминг.

– Клянусь мечом Ламиссима, ты узнаешь, кто я! – пообещал офицер. – Эй, охрана, тащите его в камеру и…

– Ты здесь не главный, – с непоколебимой уверенностью произнес Лиминг. – Главным здесь является комендант. Я так считаю, и он тоже. Если ты в этом сомневаешься, пойдем и спросим у него.

Охранники смешались, впав в свое привычное состояние хронической нерешительности. Офицер тоже опешил.

– Ты утверждаешь, что комендант дал тебе разрешение держать в камере этот предмет?

– Я утверждаю, что он не отказал мне в разрешении. И ты не вправе мне что-то разрешать или запрещать.

– Я обязательно спрошу об этом у коменданта, – сказал сникший и заметно растерянный офицер. – Отведите пленного обратно в камеру и принесите ему завтрак, – велел он охранникам.