Один из агентов, худощавый симпатичный парень с пронзительными глазами, Рафаэль Якобсон, оторвался от тарелки с мелко нарезанными овощами и, вытирая губы салфеткой, кивнул:

— Это он. По нынешним документам его зовут Хуан Родригес. По старому досье, где он в эсэсовской форме, узнать его невозможно — теперь-то он дряхлый старик. Но мы с Фишем отпечатки пальцев с дверных ручек сняли, пока дома никого не было, и проверили по нашей базе. Сто процентов — он.

Гутман до последнего не верил, что информация, полученная по анонимному звонку в посольство Израиля, окажется правдой.

— Где он живет?

— У него дом на улице Альвенар, в квартале Реколлета. Живет один. Ну, домработница приходящая есть.

Второй оперативник, Барух Фиш, подтверждая слова товарища, кивнул и снова вернулся к еде.

Глаза Гутмана сузились. Он уже много лет охотился по всему свету за бывшими нацистами. Некоторых удавалось найти, другим посчастливилось скрыться. Третьи подохли сами от старости или болезней. Но Гутман очень хотел верить, что даже такие счастливчики всю оставшуюся жизнь провели в страхе перед израильскими мстителями, которые в любой момент могли появиться на пороге их дома.

— Большой дом?

— Ага, — сказал Рафаэль. — Огромный такой особняк с бассейном. Забор, сигнализация, и патрульные машины постоянно район объезжают.

Гутман нахмурился. Почесал пробившуюся на подбородке щетину. Полицейские патрули усложняли дело. Но ненамного.

— Фотографии сделали?

Барух снова молча кивнул. Этот парень, в отличие от Рафаэля, вообще был немногословным. Человек действия. Жрет, правда, все время, ну, да это ничего. Гутману он сразу понравился.

— Показывай.

Барух толкнул по столу конверт, и Давид тут же прижал его крепкими волосатыми пальцами. Помедлил. Вытащил снимки, раскрыл их веером. Впился взглядом в человека на фото, шагающего по улице.

Дряхлый старик? Одо Вульф даже близко не выглядел на свой возраст: худощавый, крепкий. Загорелая кожа, уверенная походка, острая челюсть, внимательные глаза. Лицо вовсе неузнаваемо, но это, скорее всего, результат пластических операций. Смотрелся Доктор Франкенштейн максимум на шестьдесят пять.

— Хорошо выглядит, сука, — прокомментировал Рафаэль.

Давид кивнул. Сам он выглядел не очень. Сказывались десятилетия нервной оперативной работы, постоянный риск и два ранения, полученные во время операций.

— А чего ему станется, — ухмыльнулся Рафаэль. — Солнце, пальмы, море, домик с бассейном. Райская жизнь!

— Ничего, недолго ему осталось.

Установив местонахождение Одо Вульфа, руководство израильской разведки приняло решение о его тайном вывозе из Аргентины в Израиль. Аргентинские спецслужбы решили в известность не ставить. Существовала опасность, что просьба к местным властям о выдаче Вульфа приведет к его очередному исчезновению.

Хотя пятидесятые годы остались в далеком прошлом, «Моссад» решил действовать по старой схеме.

Аргентина после войны стала настоящим прибежищем для нацистов. Сочувствующий Гитлеру президент Аргентины Хуан Перон закрывал глаза на въезд в страну огромного числа немцев с фальшивыми документами. Многие нацисты даже устраивались на работу в вооруженные силы Аргентины.

Но это было давно. Сейчас, в новом тысячелетии, Гутман даже не рассчитывал на то, что в их сети попадет такая крупная рыба, как Одо Вульф. Тем более что еще двадцать лет назад говорили о его смерти в Панаме. Но Гутман отлично знал, что нацистские вампиры, насытившись когда-то кровью своих многочисленных жертв, живут гораздо дольше обычных людей.

— Вы ведь работали здесь раньше? — спросил Рафаэль.

— Было дело, — скупо улыбнулся Давид.

— Местные помогали тогда?

Руководитель группы откинулся на кресле, расправил плечи и по привычке огляделся по сторонам.

— Помогали? В шестидесятом, когда мы вывозили Адольфа Эйхмана из Буэнос-Айреса, Аргентина обвинила Израиль в грубом нарушении ее суверенитета, — Гутман презрительно хмыкнул. — Только чихать мы хотели на их ноты протеста. Мы накачали его наркотиками, переодели в форму израильского летчика, посадили на самолет и вывезли в Израиль.

— Суд был?

— Конечно. Что мы — звери какие-нибудь? По окончании суда Эйхмана повесили, тело сожгли, а пепел развеяли над морем. После того похищения среди местных нацистов началась паника: некоторые сбежали в Парагвай, другие, как, например, Йозеф Менгель по прозвищу «Ангел Смерти», в Бразилию.

— Я слышал про него, — закивал головой Рафаэль. — Его ведь так и не удалось поймать?

Давид скривился. Он не любил вспоминать о том провале.

— Да уж… Но Вульф — сволочь не меньшая.

— Возьмем гада, никуда он не денется.

Руководитель группы нахмурился. Раньше в подобных операциях участвовало несколько десятков человек: группы захвата и вывоза, группы поддержки и обеспечения, местная агентура. А сейчас? Нет, не тот стал мир. Все, что у него есть, это молокосос, считающий себя Джеймсом Бондом, и постоянно чавкающий отморозок.

Барух, почувствовавший настроение командира, перестал жевать. Рафаэль же уставился на брюнетку в обтягивающем коротком платье. Гутман проследил за его взглядом и недоуменно покрутил головой. Как можно в такой момент думать о бабах?

Начальник группы незаметно вытянул под столом ноющую от перемены погоды ногу и прихлопнул ладонью конверт с фотографиями.

— Слушайте меня внимательно.

Барух прикрыл глаза. Рафаэль с неохотой оторвался от созерцания стройных ножек.

— Когда будем брать Вульфа, в разговоры с ним не вступать. Взять на прием, затолкнуть в машину, связать и обыскать на предмет оружия.

— Какие приемы, какое оружие? — усмехнулся Рафаэль. — Из этого старика уже песок сыпется. Ему же за девяносто!

Гутман, уже не сдерживая раздражения, процедил сквозь зубы:

— Он опасен. Так что будем действовать четко по заранее намеченному плану. Никакой самодеятельности.

Рафаэль под тяжелым взглядом командира заерзал на стуле.

— Не переживайте, сделаем все в лучшем виде.

Гутман шумно выдохнул. Этот молодой болван не понимает, что Одо Вульф, как любой нацист и серийный убийца, очень опасен. И неважно, сколько ему лет.

К черту! Это будет его последнее дело. Пора на пенсию. Хотя кто тогда будет ловить недобитых упырей?

Рафаэль подобрался в кресле, всю его расхлябанность как рукой сняло.

— Вот он.

— Вижу, — ответил Гутман. Внешне он оставался спокоен, как и подобает командиру, но внутри все сжалось в тугую пружину. — Сидим, ждем.

Гражданин Аргентины Хуан Родригес, одетый в легкий светлый костюм и такого же цвета шляпу, сидел за ротанговым столом в кафе на смотровой площадке, с которой открывался великолепный вид на город. Перед ним стоял стакан свежевыжатого сока. Рядом лежала свежая газета. На морщинистом загорелом лице чернели солнцезащитные очки.