Однажды на тему перестройки запланировали общее партийное собрание и в управлении командующего. Накануне мне пришлось быть помощником оперативного дежурного по управлению. Вот, думаю, повезло, можно уклониться от собрания. Только я сдал дежурство, заходит Салихов, он оставался то ли за секретаря парторганизации, то ли имел поручение подготовить выступающего, и говорит: «После обеда партсобрание, ты выступаешь». — «Подожди, я же после суточного дежурства должен ехать отдыхать». — «Ничего не знаю, ты выступаешь, и все». Расстроился, домой ехать, а затем возвращаться. И так плохо, и так не лучше. В общем, дождался начала собрания. Мне предоставили слово, ну и поехал я пустословить. В заключение на полном серьезе заявил: «У нас в боевой подготовке перестроились коммунисты Шарый, Тагазов, Денисов, Никифоров и другие, но двое не перестроились». Называю свою фамилию и Салихова, который меня обязал выступать на этом собрании. В зале опустили головы, задергали плечами от смеха. Я скосил глаза на командующего, тот тоже улыбается. Один Смирнов, член Военного совета, как всегда, старался быть серьезным. Потом еще долго офицеры в шутку спрашивали меня и Салихова: «Ну, вы перестроились?»

На следующий день в коридоре штаба встретил Тюктева. «Привет, Шамиль, каким ветром занесло? Рад тебя видеть, еще успеем наговориться, сейчас иду к Пикаускасу». У шефа долго не задержался. Задание мне было понятно. Шел выпуск в школе прапорщиков, надо было школу немного опустить на землю, чтобы тыл ВДВ, который курировал школу, не задавался. На выпуск ездили офицеры тыла, и школа из года в год имела отличную оценку.

Встретили меня утром в Каунасе, привезли в учебную дивизию. Наши офицеры выпуск курсантов учебной дивизии провели и уже собирались уезжать в Москву, когда генерал Костылев поинтересовался, зачем я приехал. «На выпуск в школу прапорщиков». — «Миша, тряхни их как следует, а то они вместе со своими начальниками зажрались». Мне сразу стало понятно, каких начальников он имеет в виду. Что-то не поделили с тылом. Ладно, это дело высоких начальников, а мое дело экзамены у курсантов принять.

Перед началом экзаменов выпускников построили, начальник школы все чин по чину мне доложил, поздравил курсантов с началом выпускных экзаменов. Курсанты от души выкладывались и очень старались сдавать экзамены только на «отлично», но резались на нормативах, да и на стрельбе в отличную оценку не вписались. В итоге получилась хорошая оценка. Какое же было великое разочарование у начальника школы, когда я объявил общую оценку, это надо было видеть. Промолчал, что в данном случае установка такая была и, как бы народ ни старался, он уже был «заказан». Утром поездом приехал в Москву и сразу к Пикаускасу: «Ваша установка выдержана полностью, оценка только хорошая». — «Михаил Федорович, тыл сейчас начнет на вас наезжать, говорите, что школа на экзаменах получила объективную оценку». И правда, пока я был у начальника, генерал Зуев, руководитель тыла ВДВ, ходил по кабинетам боевой подготовки и меня уже спрашивал. «Где-то здесь», — отвечали ему. «Пусть ко мне зайдет». Когда вернулся от руководителя, меня дожидался Тавгазов, по-моему, Пикаускас его в свои планы посвятил. «Миша, зайди к Зуеву, ну уж очень он тебя хочет видеть», — засмеялся. «Михаил Федорович, наверное, вы приобрели себе недруга», — в шутку хором сказали мне Водолазов и Чебышев. «Да ладно вам, парни, не пугайте», — и пошел к Зуеву.

В кабинете, кроме хозяина, был и его офицер Масликов. «Михаил Федорович, ну, что в школе произошло? Почему они так срезались?» — «Они очень старались, но подвели нормативы и немного огневая подготовка. Общая оценка за выпуск вполне хорошая». — «Да, а мне Пикаускас говорит, у твоих будущих прапоров полнейший завал». — «Это он вам так сказал, по дружбе». — «Да какая здесь дружба». И при мне дает Масликову поручение, чтобы тот подготовил строгое письмо на имя начальника школы. Когда я вернулся в свой кабинет, офицеры у меня спрашивают: «Ну как все обошлось?»

Осенью снова еду на выпуск в школу прапорщиков. На этот раз шли экзамены в учебной дивизии и в школе прапорщиков одновременно. Перед отъездом в командировку ко мне зашел Зуев и спросил: «Какой настрой, пенных указаний не было?» — «Конечно, нет». В школе прапорщиков как узнали, что Скрынников едет на экзамены, так и не знали, куда деваться и что делать, но встретили по высшему классу. Прошли экзамены, все притихли в ожидании объявления оценки. За выпуск школы оценка «отлично», узнают от меня офицеры, и сразу их лица стали веселыми и добрыми. Одним словом, вернул я им звание отличной школы и правильно поступил. Зуев стал при встрече здороваться, а то делал вид, что не замечает. Через несколько дней часть офицеров боевой подготовки уехали по поручению командующего в Тульский гарнизон с проверкой, а я должен был заступать по графику помощником оперативного дежурного. В штабе было принято: накануне дежурства офицер, который уже отдежурил, напоминал тому, кто будет заступать, не забудь меня вовремя завтра сменить.

В тот день оперативным дежурным заступал Тюктеев. Обычно при встречах или застольях офицеры развивают тему о хорошеньких девочках и нехороших командирах и только где-то в конце вспоминают о службе. Так вот, мы в разговоре с Тюктеевым отошли от обычных традиций и стали разговаривать только о службе. Мне хотелось о нем, своем бывшем подчиненном, узнать многое. После убытия его в Афганистан у нас связь была потеряна. До расформирования дивизии он командовал в Фергане батальоном. Поступил в академию и после окончания вернулся в Фергану и временно командовал учебным батальоном, затем занял должность начальника штаба полка. И все же его не оставляло желание испытать себя в боевой обстановке, где уже давно воевали его друзья, знакомые. Его просьба наконец была услышана. И вот он — начальник штаба боевого полка в Баграме, а командиром у него был Вострогин. Вместе они планировали боевые операции, вместе громили банды мятежников. После Афгана его направляют в Тулу, где он в течение двух лет руководил оперативным отделом дивизии, сейчас он руководитель группы оперативных дежурных штаба ВДВ и на сутки мой начальник тоже. Впереди у нас целая ночь. Вспоминали службу в Фергане, знакомых, всевозможные истории, которые приключались в Афганистане. Шамиль рассказал мне одну историю. Вернулись подразделения полка из очередной боевой операции. Само собой разумеется, после боя что-то выходит из строя, а что-то и вовсе теряется. Так вот, один боец роты связи, а это подразделение курировалось начальником штаба полка, решил старый давным-давно угробленный топор заменить на новый. Этот топор было противно в руках держать, а не то чтобы в деле применять. Гвардеец обращается к ротному: «Товарищ капитан, надо этот старый топор заменить на новый». — «Надо так надо, но раньше иди к начальнику штаба и спроси у него разрешение на замену топора». — «Товарищ капитан, к начальнику штаба неудобно». — «Иди, я тебе разрешаю». Взял солдат в руки старый топор и пошел искать начальника штаба полка. Встречают его сослуживцы: «Петя, куда ты идешь с топором?» — «К начальнику штаба», — отвечает Петро. И пошел дальше. Солдаты к ротному, так, мол, и так, Петя с топором ищет Тюктеева. Ротный засмеялся и рассказал солдатам про старый топор. Солдаты от души над простодушным Петром посмеялись и стали ждать развязки этой истории. Петро, наконец, увидел начштаба и подбегает к нему. «Разрешите обратиться». — «Давай валяй». — «Надо вот этот топор заменить на новый, но ротный сказал, что только с вашего разрешения». — «Дай посмотреть?» Протягивает солдат топор. Тюктеев в руках повертел топор, правда, его уже трудно назвать топором, от лезвия остался один зуб. Что только этим топором не рубили и даже, наверно, камни. Давно его пора выбросить. Принял серьезный вид и говорит солдату: «Надо написать объяснительную записку, по какой причине и при каких обстоятельствах из строя вышел этот «боевой топор». Понял, что надо сделать?» — «Так точно». — «Вот тогда и приходи». Ушел солдат очень озабоченный. Начштаба некоторое время продолжал наблюдать за солдатом. Он подойдет к одному, другому, те только отмахивались от его просьбы. Махнул солдат рукой от досады и зашел в палатку ротного. Через пару часов приносит объяснительную записку. «Ну давай, дружище, посмотрю, что ты написал». Шамиль, говорит, давился от смеха, но с серьезным видом продолжал читать сочинение бойца. «Оно у меня где-то дома хранится и по сей день», — сказал Тюктеев.